Камеристка

Совсем близко стояла церковь Сент-Мери. И она могла предложить кое-что необычное. Ее портал на самом верху венчает маленькая статуя. У кого хорошие глаза, тот мог разглядеть двуполое существо с рожками, у которого есть грудь, а также и борода.

— Это демон Бафомет, который в средние века был очень популярен у оккультистов, — пояснил сведущий приходской священник, которого я спросила о примечательной фигуре. Потом, пожав плечами, он прибавил, что никто не знает, почему разрешено проклятому церковью Бафомету украшать портал именно этого святого места.

Глава семьдесят первая

Докладчиков в Национальном собрании было много: хорошие, выдающиеся и жалкие. Самым талантливым был граф де Мирабо, человек действительно харизматичный. Хотя он и был из дворян, в Национальное собрание он избирался как депутат от третьего сословия.

Собственно, его звали Оноре Габриель де Рикети, граф Мирабо, и было ему сорок лет. Дантон, не без восхищения, считал:

— Чем жарче здесь, тем лучшую форму обретает Мирабо.

Проявления монархии были ему в глубине души отвратительны, и он страстно боролся против политического равнодушия, расточительности, паразитов-придворных, а также против равнодушия по отношению к жалким условиям жизни «простого» народа.

— Он накидывается на своих противников как злобный кусачий терьер, — характеризовал его король. — Было бы гораздо приятнее иметь его другом, а не противником.

Внешне граф был привлекательно безобразный. Череп его казался слишком большим, а лицо было усеяно глубокими оспинами. Тело его казалось странным образом изуродовано, хотя и невозможно было определить, откуда создается такое впечатление. И все-таки Мирабо обладал почти демонической аурой. Многие приписывали ему магические силы, и нельзя было отрицать, что он во много раз больше походил на дьявола, чем, например, граф Калиостро. В салонах упорно ходили слухи, что граф Оноре де Мирабо одержим безмерной жаждой любви. Насколько при этом желание испытывали дамы, судить не берусь.

Однако факт тот, что отвратительный аристократ страдал от красавиц Парижа. Господа же смотрели на него скорее косо. Те, кто знал его ближе, насмехались над его непристойной грязной речью. Эту вульгарную манеру говорить он использовал сознательно, чтобы провоцировать. Кроме того, он любил дружить с людьми из самых низов.

— Услышав это, — сказала я мадам Франсине, — я подумала, что и короли не боятся брать любовниц из борделя.

На что моя госпожа громко расхохоталась, вспомнив Людовика XV и его мадам Дюбарри, так стремившуюся стать благородной дамой.

— Тому роду людей, которых он охотно собирает вокруг себя, противоречит его высокий уровень образования, — ответила она, успокоившись после приступа веселья. Она познакомилась с Мирабо, дальним родственником ее покойного теперь супруга Эдуарда, пятнадцать лет назад. — Он переводит с латинского и древнегреческого на французский классическую литературу. Кроме того, он может читать Ветхий Завет на еврейском и сам пишет очень много.

Утверждали, будто он дружен с де Садом; да, обоих благородных господ связывало много общего. Правда в том, что господин де Сад был безусловным приверженцем революции. И человеком с высоким интеллектом, хорошо образованным и с хорошим кругозором. Но в отличие от графа де Сад был привлекательным мужчиной.

Месье де Мирабо избрали вождем партии большинства в Национальном собрании. Решили, что во главе страны должен стоять король, чьи полномочия, однако будут сильно урезаны гражданской конституцией; над монархом — парламент, как законодательный комитет. Примером такой модели стала, очевидно, Великобритания.

Далее в Национальном собрании были представлены так называемые «черные». Они были контрреволюционерами, которые хотели возродить старую систему с ее феодальными порядками. И наконец здесь присутствовали еще и монархисты; тем опять-таки было важно разумное распределение власти между королем и несколькими министрами, избранными напрямую народом. Эта последняя партия, однако, быстро утрачивала свое влияние, так как делегаты-монархисты обладали лишь теоретическими знаниями, но не имели практического опыта в политике.

— Они хотя и доброжелательные, но наивные любители, — смеялся Дантон над монархистами.

Несмотря на свою партийную принадлежность, граф де Мирабо по многим вопросам имел свое собственное мнение, которое часто не совпадало с мнением его товарищей по партии.

— Я не позволю никакими принуждениями ограничить мое мышление, — коротко говорил он. Если речь шла о растранжиривании государственных денег на придворных паразитов, он преисполнялся ненависти, но короля он любил.

— Самым лучшим для Франции был бы союз между монархом и его народом, — объяснял он каждому, кто хотел его слушать. При этом становилось ясно, что себя он считает представителем народа.