Камерные гарики. Прогулки вокруг барака (сборник)

Напрасно телевизоров сияние,
театры, бардаки, консерватории —
бормочут и елозят россияне,
попав под колесо своей истории.

* * *

Вернулся я в загон для обывателей

и счастлив, что отделался испугом;
террариум моих доброжелателей
свихнулся и питается друг другом.

* * *

Евреи кинулись в отъезд,

а в наших жизнях подневольных
опять болят пустоты мест —
сердечных, спальных и застольных.

* * *

Я вдруг оглянулся: вокруг никого.

Пустынно, свежо, одиноко.
И я – собеседник себя самого —
у времени сбоку припека.

* * *

Я с грустью замечал уже не раз,

что в тонкостях морального оттенка
стыдливая проскальзывает в нас
застенчивость сотрудников застенка.

* * *

Люблю я дни и ночи эти,

игру реалий, лепет бредней,
я первый раз живу на свете,
и очень жалко, что последний.

* * *

Не вижу ни смысла, ни сроков,

но страшно позволить себе
блудливую пошлость упреков
эпохе, стране и судьбе.

* * *

Забавно, что так озабочена

эпоха печатных клише
наличием личного почерка
в моей рукописной душе.

* * *

И я бы, мельтеша и суетясь,

грел руки у бенгальского огня,
но я живу, на век облокотясь,
а век облокотился на меня.

* * *

Всегда в нестройном русском хоре

бывал различен личный нрав,
и кто упрямо пел в миноре,
всегда оказывался прав.

* * *

Нет, не грущу, что я изгой

и не в ладу с казенным нравом,
зато я левою ногой
легко чешу за ухом правым.

* * *

Забыли все в моей отчизне,

что это грех – путем Господним
идти, взыскуя чистой жизни,
в белье нестираном исподнем.

* * *

Становится вдруг зябко и паскудно,

и чувство это некуда мне деть;
стоять за убеждения нетрудно,
значительно трудней за них сидеть.

* * *

Бог очень любит вдруг напомнить,

что всякий дар – лишь поручение,
которое чтобы исполнить,
нельзя не плыть против течения.

* * *

Выбрал странную дорогу

я на склоне дней,
ибо сам с собой не в ногу
я иду по ней.

* * *

Стыжусь примет и суеверий,

но верю в то, что знаю точно:
когда стучатся ночью в двери,
то это обыск, а не почта.

* * *

Покуда жив и духом светел —

не жди, не верь и не жалей;
в России текст авторитетен
посмертной свежестью своей.

* * *

Весьма уже скучал я в этом мире,

когда – благодарение Отчизне! —
она меня проветрила в Сибири
и сразу освежила жажду жизни.

* * *

И женщины нас не бросили,

и пить не устали мы,
и пусть весна нашей осени
тянется до зимы.

* * *

Мы еще живем и тратим сочно

силы, не исчерпанные дочиста,
но уже наслаиваем прочно
годовые кольца одиночества.

* * *

Не нам и никому не воплотить

усладу и утеху упоения,
когда вдруг удается ощутить
материю мелькнувшего мгновения.

* * *

В кишении, борьбе, переполохе —

нелепы, кто пером бумагу пашет,
но чахнут величавые эпохи,
а слово отпевает их и пляшет.

* * *

Когда с утра смотреть противно,

как морда в зеркале брюзглива,
я не люблю себя. Взаимно
и обоюдосправедливо.

* * *

Он мало спал, не пил вино

и вкалывал, кряхтя.
Он овладел наукой, но
не сделал ей дитя.

* * *

Который год в крови и прахе

делами, чувством и пером
себе мы сами строим плахи
и сами машем топором.

* * *

Сталин умер, не гася свою трубку,

и, живя в ее повсюдном дыму,
продолжаем мы вертеть мясорубку,
из которой не уйти никому.

* * *

Столько пламени здесь погасили,

столько ярких задули огней,
что тоскливая серость в России
тусклой мглой распласталась над ней.

* * *

Благодарю тебя, отечество,

за изживаемые начисто
остатки веры в человечество,
души тоскливое чудачество.

* * *

Во тьме и свечка без усилий

подобна пламенной звезде;
гнилушки светятся в России
гораздо ярче, чем везде.

* * *

Эпическая гложет нас печаль

за черные минувшие года;
не прошлое, а будущее жаль,
поскольку мы насрали и туда.

* * *

Люблю слова за лаконичность:

луч лаконической строки
вдруг так высвечивает личность,
что видно духа позвонки.

* * *

Крича про срам и катастрофу,

порочат власть и стар и млад,
и все толпятся на Голгофу,
а чтоб распяли – нужен блат.

* * *

Ко мне вот-вот придет признание,

меня поместят в списке длинном,
дадут медаль, портфель и звание
и плешь посыпят нафталином.

* * *

Зря моя улыбка беспечальная

бесит собутыльников моих:
очень много масок у отчаянья,
смех – отнюдь не худшая из них.

* * *

Двух миров посреди мой дворец из досок,

двух миров я изгой и приблуда;
между злом и добром есть пространства
кусок,
и моя контрабанда – оттуда.

* * *

Любовь с эмиграцией – странно похожи:

как будто в объятья средь ночи
кидается в бегство кто хочет и может,
а кто-то не может, а хочет.

* * *

А мы, кто боится дороги другой,

скользим по накатанным рельсам,
легко наступая привычной ногой
на горло собственным пейсам.

* * *

Самим себе почти враги,

себя напрасно мы тревожим —
с чужой начинкой пироги,
мы стать мацой уже не можем.

* * *

Я счастлив одним в этом веке гнилом,

где Бог нам поставил стаканы:
что пью свою рюмку за тем же столом,
где кубками пьют великаны.

* * *

В каждый миг любой эпохи

всех изученных веков
дамы прыгали, как блохи,
на прохожих мужиков.

* * *

Учился, путешествовал, писал,

бывал и рыбаком, и карасем;
теперь я дилетант-универсал
и знаю ничего, но обо всем.

* * *

Дух осени зловещий

насквозь меня пронял,
и я бросаю женщин,
которых не ронял.

* * *

Россия красит свой фасад,

чтоб за фронтоном и порталом
неуправляемый распад
сменился плановым развалом.

* * *

Россия нас ядом и зверем

травила, чтоб стали ученые,
но все мы опять в нее верим,
особенно – обреченные.

* * *

То ли с выпивкой перебрал,

то ли время тому виной,
только чувство, что проиграл,
неразрывно теперь со мной.

* * *

Запой увял. Трезвеют лица.

Но в жажде славы и добра
сейчас мы можем похмелиться
сильней, чем выпили вчера.

* * *

Россияне живут и ждут,

уловляя малейший знак,
понимая, что наебут,
но не зная, когда и как.

* * *

Очень грустные мысли стали

виться в воздухе облаками:
все, что сделал с Россией Сталин,
совершил он ее руками.
И Россия от сна восстала,
но опять с ней стряслась беда:
миф про Когана-комиссара
исцелил ее от стыда.

* * *

В душе осталась кучка пепла,

и плоть изношена дотла,
но обстоят великолепно
мои плачевные дела.

* * *

Земная не постыла мне морока,

не хочется пока ни в ад, ни в рай;
я, Господи, не выполнил урока,
и Ты меня зазря не призывай.

* * *

Ни успехов, ни шумных похвал,

ни покоя, ни крупной казны —
я не знал, ибо все отдавал
за щемящий озноб новизны.

* * *

Я ловлю минуту светлую,

я живу, как жили встарь,
я на жребий свой не сетую —
в банке шпрот живой пескарь.

* * *

Жаль тех, кто не дожил до этих дней,

кто сгинул никуда и навсегда,
но, может быть, оттуда им видней
кошмарные грядущие года.

* * *

К добру или к худу, но всё забывают

шумливые стайки юнцов,
и дети убитых легко выпивают
с детьми палачей их отцов.

* * *

Свобода с творчеством – повенчаны,

тому есть многие приметы,
но прихотливо переменчивы
их тайной связи пируэты.

* * *

За чувство теплого комфорта,

слегка подпорченного страхом,
я здесь жилец второго сорта,
опасность чувствующий пахом.

* * *

У нищей жизни – преимущество

есть в наших сумерках стальных:
за неимением имущества
я чуть вольнее остальных.

* * *

Устав от свар совместной жизни,

взаимной страсти не гарант,
я импотент любви к отчизне,
потенциальный эмигрант.

* * *

Дым отечества голову кружит,

затвори мне окно поплотней;
шум истории льется снаружи
и мешает мне думать о ней.

* * *

В уцелевших усадьбах лишь малость,

бывшей жизни былой уголок —
потолочная роспись осталась,
ибо трудно засрать потолок.

* * *

Верна себе, как королева,

моя держава:
едва-едва качнувшись влево,
стремится вправо.

* * *

Несясь гуртом, толпой и скопом

и возбуждаясь беспредельно,
полезно помнить, что по жопам
нас бьют впоследствии раздельно.

* * *

Возросши в рабстве, я свободен

душой постичь его края;
в неволе сгнивши, я не годен
к иной свободе, чем моя.

* * *

Но если слова, словно числа,

расчислишь с усердьем слепым,
то сок внесловесного смысла
струится по строчкам скупым.

* * *

Я легкомысленный еврей

и рад, что рос чертополохом,
а кто серьезней и мудрей —
покрылись плесенью и мохом.

* * *

Порой мы даже не хотим,

но увлекаемся натурой,
вступая в творческий интим
с отнюдь не творческой фигурой.

* * *

Пока душа не вынеслась в астрал,

сидел я и в цепях, и на ковре,
а выиграл я или проиграл —
не важно, ибо цель в самой игре.

* * *

Странно я жил на свете,

путь мой был дик и смутен,
мне даже встречный ветер
часто бывал попутен.

* * *

Из России съезжать не с руки

для живущего духом еврея,
ибо здесь мы живем вопреки,
а от этого чувства острее.

* * *

В час, когда, безденежье кляня,

влекся я душой к делам нечистым,
кто-то щелкал по носу меня;
как же я могу быть атеистом?

* * *

Все минуло – штормы и штили,

теперь мы судачим часами,
во что они нас превратили
и что мы наделали сами.

* * *

Есть люди, которым Господь не простил

недолгой потери лица:
такой лишь однажды в штаны напустил,
а пахнет уже до конца.

* * *

Пробужденья гражданского долга

кто в России с горячностью жаждал —
охлаждался впоследствии долго,
дожидаясь отставших сограждан.

* * *

За то, что столько опыта и сил

набрался, – лишь России я обязан;
тюрьмой, однако, долг я погасил,
теперь я лишь любовью с нею связан.

* * *

Повсюду, где евреи о прокорме

хлопочут с неустанным прилежанием,
их жизнь, пятиконечная по форме,
весьма шестиконечна содержанием.

* * *

Ночь глуха, но грезится заря.

Внемлет чуду русская природа.
Богу ничего не говоря,
выхожу один я из народа.

* * *

Когда у нас меняются дела,

молчат и эрудит, и полиглот;
Россия что-то явно родила
и думает, не слопать ли свой плод.

* * *

Неясен курс морской ладьи,

где можно приказать
рабам на веслах стать людьми,
но весел не бросать.

* * *

Сгущается время, исчерпаны сроки,

и в хаосе, смуте, кишении
становятся явными вещие строки
о крахе, конце и крушении.

* * *

Гегемон оказался растленен,

вороват и блудливо-разумен;
если ожил бы дедушка Ленин,
то немедленно снова бы умер.

* * *

Слава Богу – лишен я резвости,

слава Богу – живу в безвестности;
активисты вчерашней мерзости —
нынче лидеры нашей честности.

* * *

Не в хитрых домыслах у грека,

а в русской классике простой
вчера нашел я мудрость века:
«Не верь блядям», – сказал Толстой.

* * *

Русский холод нерешительно вошел

в потепления медлительную фазу;
хорошо, что нам не сразу хорошо,
для России очень плохо все, что сразу.

* * *

Легчает русский быт из года в год,

светлей и веселей наш дом питейный,
поскольку безыдейный идиот
гораздо безопасней, чем идейный.

* * *

В летальный миг вожди народа

внесли в культуру улучшение:
хотя не дали кислорода,
но прекратили удушение.

* * *

Сейчас не спи, укрывшись пледом,

сейчас эпоха песен просит,
за нами слава ходит следом
и дело следственное носит.

* * *

Нас теплым словом обласкали,

чтоб воздух жизни стал здоров,
и дух гражданства испускали
мы вместо пакостных ветров.

* * *

Мне смотреть интересно и весело,

как, нажав на железные своды,
забродило российское месиво
на дрожжах чужеродной свободы.

* * *

Край чудес, едва рассудком початый,

недоступен суете верхоглядства;
от идеи, непорочно зачатой,
здесь развилось несусветное блядство.

* * *

К нам хлынуло светлой волной

обилие планов и мыслей,
тюрьма остается тюрьмой,
но стало сидеть живописней.

* * *

Настежь окна, распахнута дверь,

и насыщен досуг пролетария,
наслаждаются прессой теперь
все четыре моих полушария.

* * *

Привыкши к рабскому покорству,

давно утратив счет потерям,
теперь мы учимся притворству,
что мы опять во что-то верим.

* * *

К исцелению ищет ключи

вся Россия, сопя от усердия,
и пошли палачи во врачи
и на курсы сестер милосердия.

* * *

Россия – это царь. Его явление

меняет краску суток полосатых.
От лысых к нам приходит послабление,
и снова тяжело при волосатых.

* * *

Частичная российская свобода

под небом в засветившихся алмазах
похожа на вдуванье кислорода
больному при обильных метастазах.

* * *

Вдруг ярчает у неба свет,

веют запахи благодати,
и, приняв просвет за рассвет,
петухи поют на закате.

* * *

Вновь поплыли надежд корабли

под журчанье чарующих звуков;
наших дедов они наебли,
будет жаль, если смогут и внуков.

* * *

Извечно человеческая глина

нуждается в деснице властелина,
и трудно разобраться, чья вина,
когда она домялась до гавна.

* * *

Тому, что жить в России сложно,

виной не только русский холод:
в одну корзину класть не можно
на яйца сверху серп и молот.

* * *

Лишенное сил и размаха,

остыло мое поколение,
душевная опухоль страха
дала метастазы в мышление.

* * *

Увы, сколь женственно проворство,

с каким по первому велению
у нас является покорство
и женский пыл к употреблению.

* * *

Опять полна гражданской страсти

толпа мыслителей лихих
и лижет ягодицы власти,
слегка покусывая их.

* * *

Не всуе мы трепали языками,

осмысливая пагубный свой путь —
мы каялись! И били кулаками
в чужую грудь.

* * *

Мы вертим виртуозные спирали,

умея только славить и карать:
сперва свою историю засрали,
теперь хотим огульно обосрать.

* * *

Все пружины эпохи трагической,

превратившей Россию в бардак,
разложить по линейке логической
в состоянии только мудак.

* * *

У России мыслительный бум

вдоль черты разрешенного круга,
и повсюду властители дум
льют помои на мысли друг друга.

* * *

Всем загадка и всем беспокойство,

тайна века, опасность во мраке —
наше самое главное свойство,
наслаждение духом клоаки.

* * *

Россия очнулась, прозрела,

вернулась в сознанье свободное
и смотрит спокойно и зрело
на счастье свое безысходное.

* * *

Живу в неослабном внимании

к росткам небанальной морали,
что весь наш успех – в понимании
того, что мы все проиграли.

* * *

Боюсь, что вновь обманна весть

и замкнут круг,
и снова будем сено есть
из властных рук.

* * *

Не стоит наотмашь и с ходу

Россию судить и ругать:
Бог дал человеку свободу
и право ее отвергать.

* * *

Вожди протерли все углы,

ища для нас ключи-отмычки,
чтоб мы трудились как волы,
а ели-пили как синички.

* * *

Разгул весны. Тупик идей.

И низвергатели порока
бичуют прах былых вождей
трухлявой мумией пророка.

* * *

Он был типичный русский бес:

сметлив, настырен и невзрачен,
он вышней волею небес
растлить Россию был назначен.

* * *

Наследием своей телесной ржави

Россию заразил святой Ильич;
с годами обнаружился в державе
духовного скелета паралич.

* * *

Российской справедливости печальники

блуждают в заколдованном лесу,
где всюду кучерявятся начальники
с лицом «не приближайся – обоссу».

* * *

Мир бурлил, огнями полыхая,

мир кипел на мыслях дрожжевых,
а в России – мумия сухая
числилась живее всех живых.

* * *

Томясь тоскою по вождю,

Россия жаждет не любого,
а культивирует культю
от культа личности рябого.

* * *

Империя вышла на новый виток

спирали, висящей над крахом,
и жадно смакует убогий глоток
свободы, разбавленной страхом.

* * *

Нельзя поднять людей с колен,

покуда плеть нужна холопу;
нам ветер свежих перемен
всегда вдували через жопу.

* * *

Когда отвага с риском связана,

прекрасна дерзости карьера,
но если смелость безнаказанна,
цена ей – хер пенсионера.

* * *

Крикунам и евреям в угоду,

чтобы Запад ловчей обаять,
вопиющую дали свободу
понапрасну о ней вопиять.

* * *

Нельзя потухшее кадило

раздуть молитвами опять,
и лишь законченный мудило
не в силах этого понять.

* * *

Сквозь любую эпоху лихую

у России дорога своя,
и чужие идеи ни к хую,
потому что своих до хуя.

* * *

В дыму теоретических сражений

густеют очертанья наших бед,
злокачественность гнусных достижений
и пагуба растлительных побед.

* * *

Свободное слово на воле пирует,

и сразу же смачно и сочно
общественной мысли зловонные струи
фонтаном забили из почвы.

* * *

В саду идей сейчас уныло,

сад болен скепсисом и сплином,
и лишь мечта славянофила
цветет и пахнет нафталином.

* * *

Полны воинственных затей,

хотя еще не отвердели,
растут копыта из лаптей
российской почвенной идеи.

* * *

Растет на чердаках и в погребах

российское духовное величие,
а выйдет – и развесит на столбах
друг друга за малейшее различие.

* * *

Миф яркий и свежеприлипчивый

когда утвердится везде,
то красный, сойдя на коричневый,
обяжет нас к желтой звезде.

* * *

Когда однажды целая страна

решает выбираться из гавна,
то сложно ли представить, милый друг,
какие веют запахи вокруг?

* * *

Зыбко, неприкаянно и тускло

чувствуют себя сегодня все;
дух без исторического чувства —
память о вчерашней колбасе.

* * *

Немедля обостряется до боли,

едва идет на спад накал мороза,
естественно присущее неволе
зловещее дыхание некроза.

* * *

Всегда во время передышки

нас обольщает сладкий бред,
что часовой уснул на вышке
и тока в проволоке нет.

* * *

У России в крови подошвы,

и проклятие той беды —
настоящее сделать прошлым
не дают ей ее следы.

* * *

Тянется, меняя имя автора,

вечная российская игра:
в прошлом – ослепительное завтра,
в будущем – постыдное вчера.

* * *

Куда-то мы несемся, вскачь гоня,

тревожа малодушных тугодумов
обилием бенгальского огня
и множеством пожарников угрюмых.

* * *

Я полон, временем гордясь, —

увы – предчувствиями грустными,
ибо, едва освободясь,
рабы становятся Прокрустами.

* * *

Никакой государственный муж

не спасет нас указом верховным;
наше пьянство – от засухи душ,
и лекарство должно быть духовным.

* * *

Всеведущ, вездесущ и всемогущ,

окутан голубыми небесами,
Господь на нас глядит из райских кущ
и думает: разъебывайтесь сами.

* * *

Мне жалко усталых кремлевских владык,

зовущих бежать и копать;
гавно, подступившее им под кадык,
народ не спешит разгребать.

* * *

Нынче почти военное

время для человечества:
можно пропасть и сгинуть,
можно воспрять и жить;
время зовет нас вынуть
самое сокровенное
и на алтарь отечества
бережно положить.

* * *

Изнасилована временем

и помята, как перина,
власть немножечко беременна,
но по-прежнему невинна.

* * *

Вынесем все, чтоб мечту свою страстную

Русь воплотила согласно судьбе;
счастье, что жить в эту пору прекрасную
уж не придется ни мне, ни тебе.

* * *

С упрямым и юрким нахальством

струясь из-под каменных плит,
под первым же мягким начальством
Россия немедля бурлит.

* * *

Устои покоя непрочны

на русской болотистой топи,
где грезы о крови и почве
зудят в неприкаянной жопе.

* * *

Народный разум – это дева,

когда созрела для объятья;
одной рукой стыдит без гнева,
другой – расстегивает платье.

* * *

Ты вождей наших, Боже, прости,

их легко, хлопотливых, понять:
им охота Россию спасти,
но притом ничего не менять.

* * *

Какое нелепое счастье – родиться

в безумной, позорной, любимой стране,
где мы обретаем привычку гордиться,
что можно с достоинством выжить в гавне.

* * *

Пускай хоть липовый и квелый,

но пламень лучше темноты,
и наш король не ходит голый,
а в ярких шортах из туфты.

* * *

Доблестно и отважно

зла сокрушая рать,
рыцарю очень важно
шпоры не обосрать.

* * *

Когда приходит время басен

про волю, право и закон,
мы забываем, как опасен
околевающий дракон.

* * *

Все стало смутно и неясно

в тумане близящихся дней;
когда в России безопасно,
мне страшно делается в ней.

* * *

Пейзаж России хорошеет,

но нас не слышно в том саду;
привычка жить с петлей на шее
мешает жить с огнем в заду.

* * *

Бенгальским воспаляется огнем

и души растревоживает сладко
застенчивый общественный подъем
в империях периода упадка.

* * *

В галдящей толпе разношерстного сброда

я с краю безмолвно стою;
всего лишь на жизнь опоздала свобода —
как раз целиком на мою.

* * *

Я пью, но не верю сиропу:

в одну из удобных минут —
за душу, за горло, за жопу
опять нас однажды возьмут.

* * *

То ли правда Россия весну

заслужила на стыке веков,
то ли просто судьба на блесну
ловит мудрых седых мудаков.

* * *

В пучине наших бедствий

спят корни всей кручины:
мы лечимся от следствий,
а нас ебут причины.

* * *

Россия взором старческим и склочным

следит сейчас в застенчивом испуге,
как высохшее делается сочным,
а вялое становится упругим.

* * *

Я блеклыми глазами старожила

любуюсь на прелестную погоду;
Россия столько рабства пережила,
что вытерпит и краткую свободу.

* * *

Вранье – что, покинув тюрьму,

вкусить мы блаженство должны;
мы здесь не нужны никому,
а там никому не нужны.

* * *

Бросая свой дом, как пожарище, —

куда вы, евреи, куда?
Заходят в контору товарищи,
выходят – уже господа.

* * *

Уезжать мне отсюда грешно,

здесь мой дом и моя работа,
только глупо и не смешно
проживать внутри анекдота.

* * *

Я мечтал ли, убогий фантаст,

неспособный к лихим переменам,
что однажды отвагу придаст
мне Россия под жопу коленом?

* * *

Я вырос, научился говорить,

стал каплями российского фольклора
и, чтобы не пришли благодарить,
бегу, не дожидаясь прокурора.

* * *

Давай, дружок, неспешно поболтаем

о смысле наших странствий и потерь;
мы скоро безнадежно улетаем,
а там не поболтаем, как теперь.

* * *

Какая глупая пропажа!

И нет виновных никого.
Деталь российского пейзажа —
я вдруг исчезну из него.

* * *

Я не знаю судьбы благосклонней,

чем фортуна, что век мой пасла, —
не она ли на жизненном склоне
мою душу изгнаньем спасла?

* * *

Мы едем! И сердце разбитое

колотится в грудь, обмирая.
Прости нас, Россия немытая,
и здравствуй, небритый Израиль!

Август 1984 – март 1988