Камероны

А там наступит «Субботний перескок» – самое опасное время с полудня субботы до зари понедельника, когда лосося запрещено бить. Тогда всех рыболовов как метлой сметет с берегов рек, и любой человек, застигнутый у воды, может быть сочтен за браконьера. «Божье время» назывался этот перерыв в честь грядущего воскресенья, но все знали, что на самом-то деле он установлен, 'чтоб ловить браконьеров. Пока работяги, окончив рабочую неделю, доберутся до лососевых рек, находиться там они уже не имеют права. Вот на какой риск шел Гиллон.

Он дождался двух часов, так как не собирался прятаться, а, наоборот, хотел, чтобы его все видели. Дорожка вдоль воды была хорошо утоптана, а на крутизне мальчишки-подручные прорезали ступеньки, чтобы джентльмены в своих болотных сапогах не поскользнулись и не упали в речку. Течение становилось более бурным, и Гиллон знал, что там, у основания валунов, в темной глубине песчаной заводи отдыхают рыбы, – их серебряная чешуя отливала чернотой в глубокой темной воде, и они вызывающе помахивали хвостом, уверенные в своей силе, большие, спокойные. Ничто в этих водах не могло сравниться с ними, ничто не могло им противостоять или их прельстить. Они превосходили все окружающее.

Гиллон знал, что они там, он их чувствовал, улавливал их запах, но он знал, что не должен подходить к воде и высматривать их в глубине заводи, надо, чтобы ему их показали. Он отыскал заводь, идеально подходившую для его замысла, и стал ждать, делая вид, будто прогуливается по дорожке вверх и вниз, и вот тут-то его и застиг речной пристав. Гиллон даже не услышал, как он подошел.

– Что-нибудь ищете? – Пристав дотронулся багром до его плеча. Гиллон не подпрыгнул, даже не обернулся и не принялся оправдываться – уже хорошо.

– Да, ищу рыбу побольше. Говорят, они сейчас тут, а я вот ни одной не видел.

– Ловить рыбу здесь запрещается. Реки закрыты.

Гиллон продолжал внимательно смотреть в речку, потом обернулся, взглянул на пристава и, как ни жаль, не сумел сдержать удивления. Человек этот был точной копией мистера Дрисдейла, морского пристава из Стратнейрна.

«Люди одной породы, – подумал Гиллон. – Видать, господь бог создал для этой цели людей особой породы».

– А я и не собираюсь ее ловить, я просто хочу посмотреть.

– Лосося не ловят, лосося забивают.

– Но ведь вовсе не обязательно забивать рыбину, чтобы на нее посмотреть, правда? Мне говорили, что, бывает, они до тридцати фунтов доходят.

– Тридцати? – Пристав презрительно посмотрел на Гиллона. – До сорока! До пятидесяти, приятель. – Он гордился своими рыбами, гордился своей речкой.

– Не может быть!

– Факт.

– И вы видели такую рыбину? Сами, своими глазами видели?

– Видел?! Я забивал таких рыб. По пятьдесят три фунта весили.

– Пятьдесят три фунта?!

– Пятьдесят три.

Пристав внимательно изучал Гиллона. Серые, как кремень, глаза, не привыкшие верить.

– Где же на такую взглянуть?

– Я сказал вам: реки закрыты для ловли.

– Угу, потому я сюда и пришел. Мне сказали – сходи туда, когда рыбаков не будет. Так где же все-таки искать этих рыбин – в тихих заводях или в быстрине? Наверно, в быстрине.

– Кто это вам сказал? – Голос пристава был такой же холодный, как и его сердце.

– Да люди в гостинице у Лох-Ливена. Они сказали, что самки делают гнезда в песке и мечут там икру, это правда? Действительно – гнезда?

Пристав неотрывно смотрел на руки Гиллона.

– А ты из рабочих.

Гиллон оцепенел. Это был страшный удар, но каким-то чудом он сумел все же вымолвить:

– Угу, я тоже работаю, как и вы. Не то что эти баре. Мне надо на жизнь зарабатывать.

– А если рабочий бродит у лососевой реки, значит, он браконьер.

– Браконьер? – Гиллон заставил себя произнести это с легким смешком. – Да какой же из меня браконьер, когда я ни одной рыбины даже углядеть не могу?

– Ничего, люди ухитряются, ухитряются, – сказал пристав, и, как только он это произнес, Гиллон понял, что, видно, убедил его в том, что он не браконьер.

– А говоришь ты не как простолюдин, – добавил пристав, и Гиллону стало ясно, почему он ему поверил.

– Не как простолюдин?! Вот уж не знаю. Я, видите ли, с Нагорья. С гор Кромарти. У нас там ферма – быков разводим. Скрещиваем «круторогих» с «гелловейз». И когда работаем, так уж работаем, а когда гуляем, так гуляем. Это мне по душе.

Пристав в последний раз посмотрел на Гиллона и повернул назад – туда, откуда шел.

– Меня зовут Макколлам. Пошли уж. Полюбуйся на рыбин, раз притопал сюда, – оказал пристав, и Гиллон быстро зашагал за ним вверх по реке.

– Я тут птиц наблюдаю, – оказал Гиллон.

– Отлично, но, если хочешь увидеть рыбу, закрой-ка рот. У рыбы есть уши.

Значит, он все же завоевал доверие пристава – пусть учит его, вкладывает в него знания. Как-никак оба они – шотландцы, а не какие-нибудь господа сассенахи с мальчишками-подручными, которые ловят рыбу за них.

– Сейчас я покажу тебе, что такое шотландская лососевая река.