Камероны

– Нет, нет, это для вечера. А тут – чай, – сказал мистер Боун. – Самым правильным был бы твидовый пиджак. Вроде тех, в каких они разгуливают по пустоши.

– Угу, твид – как раз то, что нужно, – сказал Гиллон. Вот тут они зацепили его за живое. – Как бы ни был он сшит, для богатого или для бедного, но твид – это твид.

В Питманго было сколько угодно твидовых пиджаков на выбор, и все же они еще несколько минут обсуждали различные твиды, а Гиллон вспомнил про мисс Твид, что служит в адвокатской конторе, – такая томная особа. Что они имели тогда в виду, сказав про нее, что она не первого мужчину видит раздетым? Ответа на этот вопрос он так никогда и не узнает. Но как он может отвлекаться и думать сейчас о другом? Он посмотрел на своего сына и удивился. Мысли Эндрью, видимо, были так же далеко, как и его собственные.

– Ну, а кроме того, он, конечно, будет в шляпе, – победоносно воскликнул кто-то. – В своей большой красивой шляпе.

Гиллону стало неприятно от того, что он не оправдает их надежд.

– Я потерял ее, – сказал Гиллон. – Потерял свою шляпу.

Все понимали, какая это огромная потеря. Они издевались над его шляпой, но только потому, что она была вызовом всем им.

– Ты потерял свою роскошную шляпу? – В комнате воцарилась тишина. Все смотрели на него так, точно застигли на месте преступления, точно он брал деньги из Фонда защиты Камерона.

– Я могу раздобыть себе гленгарри, – оказал Гиллон. – Знаете, такие шапочки в красно-белую клетку с ленточками сзади? Они очень красивые.

Все снова возликовали.

– Значит, утром – в Данфермлин.

– И еще нужна будет пара гольфов с отворотами.

– И с кисточками, Камерон. Без кисточек дело не пойдет.

– Значит, утром – в Данфермлин.

– И маленькие ножны для ножа.

– Не надо ножа, – сказал Гиллон. – Это будет уж слишком.

Все согласились. Не надо ножа.

– А потом еще туфли. У тебя должны быть туфли с язычком, – сказал Джон Троттер. Это был хитрый человечек, которому никогда не приходилось работать под землей, вечно он околачивался в разных местах и все обо всем знал – куда больше, чем остальные. – Какой у тебя номер? – Гиллон оказал, что десятый. – А в девятый можешь влезть? – Гиллон кивнул: да. – Тогда я могу достать тебе сегодня вечером парочку – только не спрашивай как.

Ну вот, они его одели. ‹«Как я на это пошел?» – недоумевал Гиллон. Какое стечение обстоятельств в его жизни поставило именно его, а не кого-либо другого из всех этих людей в такое положение, почему именно он – хочет он того или нет – должен идти в Брамби-Холл и вступать в поединок с самым могущественным углевладельцем Файфа?! Его снова замутило. Теперь они решали, что он должен сказать, о чем должен просить и на что от их имени может согласиться, не ущемив их гордости.

– Шестидесяти фунтов вполне хватит. Это уже будет рекордом для Питманто.

– Нет, нет. Раз человек просит четыреста фунтов, не может он спуститься до шестидесяти и при этом не уронить нашего достоинства, то есть, вернее, своего.

– А какого черта он запросил четыреста фунтов? – решил кто-то выяснить.

– Ну, какое это теперь имеет значение? Факт тот, что запросил.

Зеленая пустошь за окном, как это часто бывало, напоминала Гиллону море: ветер играл в высокой траве, как он играет с волнами в славном, чистом, холодном, вечно куда-то спешащем море; его родная стихия – там, и он снова вспомнил про человека в лодке, пробивавшегося к островку в заливе.

Сумел он доплыть до островка? Гиллон вдруг решил, что должен немедленно выяснить, ибо от этого зависел успех или провал его миссии; надо, не теряя ни минуты, ехать в Данфермлин, нанять лодку, которая отвезла бы его в Инчгарви, и там получить ответ на свой вопрос. Но, естественно, он продолжал сидеть.

«Что это у него на спине?» – спросила она.

В ту минуту это его смутило, а сейчас он улыбнулся.

«Мускулы, мисс, это называется мускулами».

– Чему ты улыбаешься? – спросил Уолтер Боун. – Я ничего смешного не вижу.

– Что?

– Ты меня даже не слышал, дружище? – оказал мистер Боун. – Что-то слишком ты рассеянный, а ведь мы обсуждаем такое важное дело.

– Что именно?

– Решили, что ты должен согласиться на сто фунтов, если тебе предложат эту сумму.

– Маловато, – сказал Гиллон. – Глупо я буду выглядеть. Я же запросил четыреста. – Эта цифра с самого начала вызывала раздражение в поселке. Частично и заваруха-то, по мнению поселка, началась из-за этого. Именно это кричали те, кто швырял камни в двери и окна его дома. – Придется мне гордость заткнуть за ремень.

– Но это уже будет гарантированная сумма, дружище, ответ на требование, а не прихоть лейрда. Все взвесь, Камерон. Ведь это ему придется заткнуть за ремень гордость. Все взвесь, дружище, не упускай ничего из виду.

«А я и не упускаю, – подумал Гиллон, – ни в коем случае не упускаю». Какого черта иначе он тут делает?

Совещание было окончено. Теперь все сгрудились вокруг Гиллона, высказывая советы, предложения, подбадривая его.