Камероны

– Однажды в Кайл-оф-Тонге закрыли мидиевы отмели, а мы в ту пору жили на мидиях. Никто не мог сказать, почему их закрыли. И вот как-то ночью, когда мы уж очень изголодались и было очень темно – шел снег с дождем, – мать, дождавшись отлива, отправилась туда и набрала целую корзинку мидий. Когда она уже шла домой, один из подручных морского пристава подобрался к ней сзади и чикнул ножом по постромкам корзины. Мать потеряла равновесие и упала навзничь в воду. – Он поднял на Мэгги глаза. Леска была смотана. В лице его не было злости, и это огорчило ее. – Пока мать добралась до дому, она совсем закоченела. Через неделю она умерла.

– А ты что сделал?

Он опустил голову.

– Ничего.

– Тогда знаешь, что надо сделать? Забить еще одного их лосося.

Гиллон снова улыбнулся ей.

– Лосойся.

– Лосойся, – повторила Мэгги.

Теория Гиллона подтвердилась. В устье реки было всего несколько рыбин – те, что готовились назавтра двинуться вверх по реке, но дальше в море, там, где пресная вода смешивалась с соленой, темные тени так и шныряли вокруг их лодки – скользнут и исчезнут в черной глубине. В последующие пятнадцать минут, а может быть, полчаса – когда находишься в таком возбуждении, трудно вести счет времени – они поймали трех лососей – самцов и самок; все рыбины были большие, самая маленькая больше Мэгги.

Невероятное возбуждение, жажда убийства – и вдруг все кончилось. Столько лет Гиллон мечтал о том, чтобы самому забить большого лосося, и вот он забил целых четырех и неожиданно почувствовал страшную пустоту внутри – он был спокоен и несколько озадачен собственным состоянием, и в то же время ему было грустно.

– Теперь можем ехать назад, – сказал он Мэгги. – Согласна?

– Да. Я уже настроилась.

– Сейчас будет самое трудное, понимаешь. Ты к этому готова?

– Да.

Он поднял парус и сел на весла.

– Плавать умеешь?

– Нет.

– Я тоже не умею.

После этого оба притихли. Он не сказал ей, что испытывает море, но она и так поняла. Лодка устрашающе низко сидела в воде. По счастью, как Гиллон и рассчитывал, ветер стих. А солнце уже опустилось на воду. Самый опасный момент наступит, когда оно совсем зайдет, а сумерки еще не сгустятся и их можно будет увидеть с берега. Гиллон взялся за весла и принялся грести. Дело это было нелегкое.

Теперь все зависело от света. Гиллону нужна была темнота, и, хотя солнце уже село, темнота никак не наступала. Гиллон все еще видел берег. С каждым взмахом весел они приближались к спасению, но подлинное спасение могли даровать им лишь спокойное море и темнота.

– Что ты сейчас чувствуешь? – спросила Мэгги. Ее озадачивало выражение его лица.

– Сам не знаю. Я никогда не знаю, что я чувствую, – сказал Гиллон. – По-моему, мне грустно. Не знаю почему.

– А я вот знаю, что чувствую. Я очень счастлива. И я знаю, почему тебе грустно.

– Почему?

Он был рад, что гребет, ему приятно было, что в руках у него весла и что он чем-то занят.

– Ты мечтал поймать большую рыбу. И вот ты ее поймал, а в жизни никогда не бывает так, как в мечтах, верно?

Гиллон сказал, что не знает – он так редко мечтает о чем-нибудь.

– Нет, никогда не бывает, – повторила Мэгги, – и чем скорее ты это поймешь, тем легче тебе будет жить.

– Не шевелись, – вдруг приказал Гиллон. – Пригнись и замри.

Впереди на воде вспыхнул холодный белый круг и заскользил, запрыгал по волнам в направлении их лодки.

– Теперь мы у него в кармане, – сказал Гиллон и тоже пригнулся. В ту же секунду яркий свет словно взорвался в лодке – слепящий, холодный, белый свет; он взял их в кольцо и метнулся дальше. – Теперь мы у него в кармане, – повторил Гиллон.

– Ни у кого мы не в кармане, – сказала Мэгги. И услышала, как закричали далеко с берега.

Гиллон приналег на весла, но лодка почти не двигалась.

– Да греби же! – выкрикнула Мэгги.

– Он знает, – сказал Гиллон. Он был в отчаянии. – Дрисдейл знает, он все время знал.

– Никто ничего не знает, – сказала Мэгги, и голос у нее звучал очень резко и холодно. – Если бы они нас застукали, они бы и сейчас держали нас под прожектором. Ну-ка, спусти парус и пойдем на веслах.

Надо же быть таким дураком с этим парусом, подумал Гиллон и рывком поднялся, чтобы его спустить. Он сразу понял, что она права, и с удвоенной силой налег на весла. Все было против них – и ветер, и течение, и тяжесть лодки, и отсутствие паруса, тем не менее они удалялись от берега, стремясь уйти подальше, на середину залива, за пределы, доступные для прожектора.

– О господи, – вздохнул Гиллон и опустил весла.

– Что еще? – Он ее просто бесил.

– Неужели не слышишь? – Нет, она не слышала. Она не умела, как он, различать звуки моря. – Катер Дрисдейла на воде.

– Но он нас здесь не найдет.

– Найдет, ведь у него же есть прожектор. Вся потеха в том, что вышел-то он в море для того, чтобы спасать тебя.

– Ну, так он не спасет меня, потому что не найдет. Поехали, Гиллон, греби же.

Но он не взялся за весла.

– Надо избавляться от рыбы, – сказал Гиллон. – Надо убрать из лодки все доказательства.