Камешек Ерофея Маркова

Нежданно пришел к нему на помощь верный друг Мефодий Шишкин и помог осуществить вторичный побег. Но не послушался Савватий совета Мефодия некоторое время пожить в Сибири и опять появился на Южном Урале, где о нем уже ходила в народе молва как о радетеле за судьбы работного люда.

Через два года после тайного укрытия Савватия начались волнения на приисках и рудниках, потом перекинулись на заводы Южного Урала, которые не так легко было усмирять даже воинской силой. На одном из приисков Савватий простудился, и больным был схвачен во время облавы, но не опознан. Ему удалось выдать себя за другого, и после суда над зачинщиками волнений он снова был посажен в верхотурский острог. А в народе жила уверенность, что Савватий из Каслей на свободе.

Волнения на Южном Урале по-прежнему не стихали…

В окошко просеивается мглистость зимнего рассвета.

В усадьбе пропели первые петухи. Донеслись со двора громкие людские голоса.

Так и не заснул Савватий. Встал с лавки, накинув армяк, вышел во двор. Фыркают лошади. Седлают их, переругиваясь, стражники и выводят коней в распахнутые ворота.

Орет капитан, отдавая команду, пересыпая ее крепкими словечками. Потом все стихло. На заезжем дворе Анфии Егоровны кончился постой воинской части. Савватий вышел в раскрытые ворота, к нему подошел, прихрамывая, караульный, перекрестившись, сказал:

– Убрались, слава те господи, мундирные живоглоты. Как поспалось, отец?

– Благодарствую.

– Теперича мой черед соснуть. Малость продрог, ночь была с ветреным прихватом. Чать, слыхал, как псы во всей округе брехали? Верная примета на дюжий мороз. Сделай милость, подсоби ворота затворить, а то Егоровна начнет пилить за недогляд.

Исполняя просьбу караульного, Савватий стал закрывать створу ворот.

4

На третье утро Савватий пошел в церковь, чтобы не вызвать у кого-либо к себе подозрение.

Народу в богатом, просторном храме мало, да и топят его со скупостью, потому парок виден от дыхания молящихся. Пол выложен литыми из чугуна плитами, а в зимнюю пору от одного погляда на них в дрожь бросает.

Савватий встал возле колонны у киота с иконой Николая-угодника. Перед ней две лампады теплятся, оттого лицо Савватия на свету.

Священник, правящий службу, выходя на амвон с кадилом, приметил монаха, то и дело кадил в его сторону, на что Савватий отвешивал глубокие поясные поклоны.

Перед концом обедни с клироса сошел псаломщик, приблизился к Савватию и, недружелюбно оглядев его, нехотя, совсем неприветливо высказал:

– В алтарь ступай.

– Пошто? – удивился Савватий.

– По-ш-ш-то? – растягивая слово, передразнил псаломщик. – Велят, так иди.

Хмурое, изрытое морщинами лицо псаломщика, со взглядом слезящихся глаз, в оправе припухших красноватых век, Савватию не понравилось, он опасливо огляделся по сторонам, остановив взор на стражнике, водружавшем у распятия свечку, но все же последовал за псаломщиком.

Ступив в алтарь, перекрестился, подошел к священнику и коснулся губами его благословлявшей руки:

– Человек велел перед тобой, батюшка, обозначиться.

Священник оглядел незнакомца:

– Скажи, инок, из какой обители?

– Из Табынской.

– Стало быть, это ты. Только как-то неладно. Гостишь в заводе, а в церковь не ходишь.

– Истинно говоришь. Согрешил. Занемог малость. Видать, остуда меня прихватила.

Священник, взглянув на лапти Савватия, соболезнующе произнес:

– Обутки у тебя не ко времени. Видать, по обету носишь.

– Сподручно в них.

– Тебе видней. Стало быть, ты и есть из Табынской обители. Слыхивал про твой монастырь. Старинный… Как про тебя узнал?.. Вчерась запоздно по вечеру солдат конной стражи наведывался ко мне домой, чтобы дознаться, есть ли Табынская обитель в сибирской стороне.

– Знамо есть.

– Я его заверил в том, но полюбопытствовал, кто его ко мне дослал. Солдат доложил, что по приказу командира. Сказал, что его благородие сомневается, есть ли такая обитель. Ты где того командира повидал?

– У Шишкиных стою. С его благородием за одним столом чаевничал, а он, накось, вдруг сомнение возымел, что ему про обитель неправду сказал. И пошто засомневался?

– Ума к тому, инок, не клади. В нашем краю военное начальство недоверием к людям обороняется. Во всяком рабе божьем не того углядывает, кем он на свете значится.

– Так видать же, что монах я, а он все одно сомневается.

Священник взял с престола просвиру и подал Савватию:

– Возьми. У хороших людей стоишь. Поклон передавай хозяевам. Коли явится какая нужда, ко мне стучись.

– Благодарствую, батюшка. Христос тебе во спасение…

Вернувшись из церкви, Савватий застал во дворе хозяйку, наблюдавшую, как кучер из сена ладил сиденье в ковровой кошеве. Увидев пришельца, она спросила его:

– Никак от обедни?

– Отстоял раннюю. Просвирку вот тебе от батюшки принес. Кланяться велел.

– Спасибо за заботу обо мне, грешной.

– Так уж и от меня прими благодарение за душевное тепло под твоей крышей. Никак собралась куда?