Странное Прикосновение Разума, незнакомое прикосновение, то самое, какое он ощутил впервые, когда пытался достичь сияющего горизонта и был остановлен Арбеном, то самое, которое наблюдалось с Министерской земли.
Он внимательно прислушался или, по крайней мере, сделал то, что было равносильно вслушиванию с точки зрения Прикосновения Разума. Оно не приближалось, но и не отставало. Оно наблюдало и было враждебно, но не безрассудно.
Стали ясны и другие вещи. Преследователь не терял его из виду, и этот преследователь был вооружен.
Осторожно, почти автоматически, Шварц обернулся и внимательно огляделся вокруг.
И Прикосновение Разума моментально изменилось.
Оно сделалось полным сомнения и осторожным, заботящимся о собственной безопасности. Тот факт, что у преследователя было оружие, — казалось, он размышлял: не применять ли его в случае, если беглец обнаружится, — стал еще более очевидным.
Шварц понимал, что сам он невооружен и беспомощен. Он понимал: преследователь скорее убьет его, чем позволит себе потерять его из виду, убьет при первом же неверном движении…
Итак, Шварц продолжал идти, чувствуя, что преследователь держится от него на достаточном для возможного убийства расстоянии. Спину его сводило от напряженного ожидания удара… Интересно, как дает о себе знать смерть?.. Эта мысль, зародившись в подсознании, проникала все его существо, пока не увеличилась до непереносимых размеров.
Он цеплялся за Прикосновение Разума как за единственное спасение. Он обязан был почувствовать мгновенное изменение в собственном напряжении, означающее, что оружие поднято, палец на спуске, контакт замыкается. И в это мгновение он должен будет уклониться, побежать…
Почему, однако, хотят его прикончить? Если из-за Шестидесяти, то почему бы его не убить открыто?
Теория перехода из одного времени в другое отступила на задний план, а мысль об амнезии сделалась более отчетливой. Он, возможно, преступник и опасный человек, за которым следует наблюдать. Может быть, он был раньше высокопоставленным чиновником, и его нельзя просто так убить. А, может быть, амнезия была защитой, к какой невольно прибегало его подсознание, чтобы заглушить в нем чувства вины…
Итак, он продолжал идти по пустому шоссе навстречу сомнительной судьбе, а смерть тащилась за ним по пятам.
Как обычно, не все сходилось. Судя по расчетам Шварца, сейчас должен быть декабрь, а солнце должно садиться в половине пятого вечера, но, вопреки его расчетам, холод с наступлением темноты не усиливался и был слабым для зимнего времени.
Шварц давно уже пришел к выводу: причина умеренного климата на Земле скрывается в независимости планеты от Солнца. Сама радиоактивная почва отдает тепло, небольшое на квадратном футе, но значительное на миллионе квадратных миль.
А в темноте Прикосновение Разума становилось все более близким. Игра продолжалась с настойчивостью. Таким же было и преследование в ту первую ночь, когда он направился к сиянию. Может быть, он снова боялся риска?
— Эй! Эй, парень.
Голос носовой, довольно высокий.
Шварц окаменел.
Он медленно обернулся. Маленькая фигурка приближалась к нему, махая рукой. Из-за усиливающейся темноты разглядеть человека подробнее было невозможно. Тот неторопливо приближался. Шварц ждал.
— Эй, послушай. Рад тебя видеть. Не слишком-то приятно тащиться одному по этой дороге. Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?
— Привет, — тусклым голосом проговорил Шварц. Прикосновение Разума было правильным. Это преследователь. И лицо знакомое. Оно принадлежало тому смутному времени в Чике.
А потом преследователь сам дал след к опознанию.
— Слушай, а я тебя знаю. Ну, конечно! А ты меня помнишь?
Невозможно сказать, мог или нет поверить Шварц в искренность говорящего при обычных обстоятельствах и в другое время. Но что он мог теперь противопоставить тому, о чем говорило ему Прикосновение Разума — вся эта история с узнаванием была вымышленной и человек знал его с самого начала? Знал и имел при себе смертоносное оружие, готовое выстрелить в любое время.
Шварц покачал головой.
— Конечно, — настаивал маленький человек. — Это было в универсальном магазине. Я увел тебя прочь от толпы. — Он подтвердил свои слова деланным смешком. — Про тебя думали, что ты болен радиационной лихорадкой. Ты должен помнить.
Шварц помнил, но смутно.
— Да, — сказал он. — Рад вас видеть. — Разговор получился не очень умным, но Шварц не мог придумать ничего лучшего, а маленькому человеку, казалось, было все равно.
— Меня зовут Паттер, — сказал он, протягивая влажную руку. — Прошлый раз мне не представилось особого случая с тобой познакомиться и поговорить — слишком уж мы спешили, но я рад, что представилась вторая возможность… Давай знакомиться.
— Я — Шварц. — Он коснулся ладони собеседника.
— Ты чего так спешишь? — спросил Паттер. — Куда-нибудь направляешься?
Шварц пожал плечами.
— Просто иду.
— Пешеход, а? Для меня это тоже годится. Я тоже круглый год провожу на дороге.
— Что?