Камешек в сапоге

— У тебя десять секунд объяснить, — я презрительно искривился, — …этому. Кто я такой.

— Есть!

Никто ничего не успел — ни сообразить, ни среагировать. Как двухметровый живой таран срывается с места, подлетает к креслу с сидящим мужиком… Да-а, такому молодецкому пинку мог позавидовать даже нападающий нашей сборной. Ближайший метр мужик проделал по воздуху. Вместе с креслом…

Не обращая ни на кого внимания Малыш подскакивает к слегка посиневшему лежащему на земле терпиле, так и не выпустившем ручек кресла и хватая его за грудки — с легкостью вздергивает в воздух.

— Перед тобой, бхыч[11] — сам Наместник! Наместник — этой планеты!!! Ты понял, животное!!!

— А хорошо сказал, — повернувшись к Баярду, лениво произношу я. — Даже я б наверное, лучше не смог сказать.

— У него несомненный талант, — соглашается он. — Но смею заметить, что перед ним, явно благородный человек и не стоило бы так не куртуазно.

— Бросьте, Легат. Краткость — сестра таланта.

— Да, но это вовсе не значит, что талант — брат краткости. Однако… цель быстро достигнута… пусть э… и не демократичными методами.

Между тем Малыш, стоя перед нами, продолжал не без удовольствия общаться с благородным:

— Обращаться к олу Наместнику исключительно — «Ваша Сиятельство».  Теперь кивни — если понял.

Полузадушенный мужик кивнул и наконец-то отпустил ручки кресла. Оно тут же с грохотом покатилось по земле.

— В его присутствии только — стоять! Понял?! Кивни!

Опять кивок. После чего Малыш жизнерадостно отбрасывает его тушку в сторону. Едва он «отпустил» тело, как пара телохранителей выхватывает пистолеты, и решают пристрелить в святотатца, покусившегося на патрона.

«Тук-тук» — простучал игольник Дживса. И на земле уже дико корчатся от боли три тела. До остальных быстро дошло и шаловливые ручонки от оружия моментально отдернулись.

— Какое неуважение, сэр, — осуждающе обратился ко мне Дживс. — Вмешиваться слугам в разговор двух джентльменов… Простите, сэр, но мне невольно пришлось вмешаться, — чопорно добавил он сохраняя абсолютно серьезную мину верного слуги.

— Благодарю вас, Пасс, — я чуть поклонился. — Вы как всегда вовремя.  

С трудом собрав конечности в кучу, наконец-то на ноги поднялся «потерпевший». Он несколько расфокусировано смотрел по сторонам, ибо глаза слегка смотрели в разные стороны. Наконец он утвердился на ногах. Его лицо выразило целую гамму чувств, как не странно, но радость в этом перечне отсутствовала.

Народ вокруг с очень разнообразными чувствами наблюдал за беседой. Легионеры открыто скалились, воины дворянина несколько затравлено поглядывали по сторонам. Местные прятали ухмылки, но смотрели с явным одобрением. Было видно, что местный святоша негодовал, но пока опасался, что-то сказать.

— Итак, я задал вопрос: Что здесь происходит?

— Сын мой, здесь сеньор — вершит свой суд, — мягким и улещивающим тоном ответил мне святой отец.

Я с дерзкой ухмылкой повернул голову в его сторону: — Мой папа давно умер. А ты монах, похоже, не слышал, как ко мне обращаться? Центурион!

— Я!

— Тут ещё один глухой попался — объясни ему, как ко мне обращаться.

— Есть!

— Я духовная особа — и мирянам запрещено меня касаться! — в безуспешной надежде остановить живой таран возопил святоша. Но его выдали глаза — слишком равнодушный и цепкий взгляд.

Малыш подскакивает к нему… Ну вот! И в руках святоши как по волшебству появляется длинный кинжал. По тому, как он его держит, по тому, как он перетек в стойку… понятно, что владеет он им явно не хуже, чем молитвой. Левой рукой он вытаскивает медальон и уже слегка презрительно бросает:

— Орден Света…

Малыш тормозит и беспомощно оглядывается на меня в растерянности. О, про этих — я слышал. Хороший персонаж нужный …информированный.

— Малыш — назад! — командую я.

В глазах орденца появляется презрение и явное превосходство на морде. Тут о его «конторе» знают все, и никто в здравом уме не станет с ним связываться. Ибо последствия будут весьма и весьма жестокими.

Ну-ну... Я поворачиваю голову налево и негромко командую:

— Отче, тут грешник — по твоему профилю. Только помни — он ещё должен успеть покаяться.

— Непременно…

Пройдя сквозь расступившуюся толпу, Отче подходит к орденцу:

— Брось нож и покайся, сын мой…

Вот это — класс!!! Настолько ошарашенной морды я давно не видел. Я отвернулся, ладно они оба там — духовного звания и без меня разберутся. И почему-то я уверен, что Симеон гораздо святее и быстрее докажет большую святость тазера над кинжалом.

Пока наше внимание было занято орденцем, местный сеньор несколько пришел в себя, и даже успел слегка отряхнуться. Я махнул рукой, и Малыш принес мне кресло, в котором до этого сидел местный. Я вальяжно уселся и даже устало вытянул ноги. «Этот» естественно остался стоять, катая желваки недовольства.

— Итак, что здесь происходит? — абсолютно нейтральным тоном повторяю я вопрос, для дворянина, смотря при этом на него как на пустое место.

— Суд. Здесь происходит суд сеньора! И я в своем праве!