Камешки на ладони

— Работать бы за год до смерти бросил. Все, что есть, пропил бы, прогулял. А то убил бы кого-нибудь. Все равно умирать. Ну не за год, а за неделю, например, взял и да и убил человек пять. Поджечь бы мог. Поезд под откос пустить… Мало ли. А имущество все прогулял бы как следует.

— Или роздал бы все за неделю до смерти, — послышался голос с другой скамейки.

* * *

Мы одинаково скорбим о ранней смерти Пушкина и Лермонтова. Что еще они сумели бы написать! Все так. Разница же в том, что Пушкин уже обозначил для нас свой потолок. Его развитие шло бы вширь. Потолок же Лермонтова остается неясным. Ракета все еще набирала высоту.

* * *

Прочитал фразу: «Закон всемирного тяготения был открыт великим английским физиком Исааком Ньютоном». Впервые задумался: почему же английским? Просто — великим физиком. Человеческим физиком.

Диккенс — английский писатель, Гете — немецкий поэт, Пушкин — русский. Но физик? Математик? Химик? Медик?

Искусство должно нести в себе (и в самом деле несет) черты национальной принадлежности. Наука же нести такие черты не обязана, да и не может. Лучше сказать так: «Великий физик Исаак Ньютон, англичанин по происхождению».

* * *

Попробуйте перефразировать знаменитую истину древних: «В здоровом теле — здоровый дух». Получается нисколько не хуже: «Здоровое тело благодаря здоровому духу».

* * *

В одном месте я утверждал, что стихи пишутся для голоса, как музыка пишется для исполнения, а не для того, чтобы ее читали с нот. По существу это правильно. Но Александр Александрович Реформатский сказал, что, когда читаешь небольшое стихотворение, очень важно держать его целиком перед глазами. А сонет совершенно необходимо держать перед глазами.

Очень тонкое замечание.

* * *

Когда поэт пишет прозу, то она, бесспорно, мешает ему писать стихи. Но вовсе не тем, что расходуется при этом много энергии психологической, умственной и физической, которая употреблялась бы на писание стихов. Но главным образом тем, что поэт, пишущий прозу, перестает думать стихами, вернее, только одними стихами, но начинает думать прозой.

* * *

Норвежский писатель Мартин Наг рассказал мне, что однажды норвежские писатели объявили забастовку, добиваясь выполнения каких-то там требований. Я невольно рассмеялся.

Когда бастуют другие профессии, результат сказывается немедленно. Останавливаются поезда, не летают самолеты, не ходит почта, отключается электричество и газ, города зарастают мусором, исчезают булки, не варится сталь, замирают конвейеры…

Компания, концерн, город, целое государство не могут выдержать длительную забастовку железнодорожников, булочников, грузчиков, мусорщиков, парикмахеров и кого бы то ни было. Через несколько дней концерн, город, государство сдаются и идут на уступки.

Но сколько лет и десятилетий должны бастовать писатели, чтобы их забастовка сделалась ощутимой для окружающих?

Бастуйте. Перебьемся пока на Гамсуне, Ибсене, Толстом, Достоевском…

* * *

Человек рассказывал мне свою полную бедствий и огорчений жизнь. Там его обманули, не помогли и прогнали от порога, там ему вежливо, но тем не менее жестоко отказали. Потом он дошел до случая, когда другой человек принял в нем наконец-то участие, помог ему, поддержал. Тут у рассказчика задрожали губы и спазмы сдавили горло.

Спрашивается: почему он не плакал в тех местах, где ему делали больно, обижали, а заплакал лишь в том месте, где ему сделали добро? Такова сила добра.

* * *

— После «Войны и мира» Льва Толстого писать об Отечественной войне, если бы кто захотел, стало труднее.

— Нет, писать стало легче. Читать труднее.

* * *

В районной гостинице за фанерной стенкой обитала пожилая женщина, толстая, грубая, прокуренная, с матерным словом, с сивушным душком и разбойничьим храпом.

Но однажды во сне она простонала, как это делают женщины во время мужских объятий, и стон у нее получился, словно у молодой и нежной девушки.

Где-то под всеми напластованиями, разнообразием характеров и внешних форм хранится, видимо, равноценное для всех золотое зернышко женственности, женской сути.

* * *

Поэзия не любит, чтобы ее объясняли и пересказывали, но она любит, чтобы ее читали вслух. Есть несколько стихотворений, которые открылись мне и которые я полюбил после того, как мне прочитали их другие люди. Точно так же — я знаю — многие стихи (Блока, в частности) открыли для себя другие люди после моего их прочтения.

* * *

Твардовский о бесталанном поэте:

— Бедняга, всю жизнь тащит лодку посуху.

* * *