Камешки на ладони

У древних было понятие — «децимация». От слова «десять». Дециметр, декада и т. д. Децимацией назывался способ привести в повиновение взбунтовавшееся войско или непокорный народ путем казни каждого десятого.

Один читатель высказал в письме предположение: не то ли самое происходило на протяжении первых лет после октября 1917 года с нашим народом? Этот самый кровавый террор, это уничтожение как раз 10 процентов крестьянства во время коллективизации. Но нет, дело было еще кровавее и страшнее. Да и число убитых (около 60 000 000) далеко не 10 процентов российского населения. Когда уничтожают каждого десятого, это делается, можно сказать, без выбора. Воины, можно сказать, все одинаковы. В России уничтожались лучшие слои общества. Затем, во-первых, чтобы разрушить само общество и людей превратить в сброд, во-вторых, надо было уничтожить как можно больше генетического, биологического материала, чтобы народ не воспрянул в будущем.

Но, конечно, и децимация тоже имелась в виду.

* * *

На яркой обложке журнала прочитал написанное крупными буквами: «А вместо сердца — пламенный мотор». Уж насколько с детства привычные слова, но тут вдруг мне открылся другой их смысл. (Какой бы мотор ни был пламенный, но ведь — вместо сердца! Вспомнились вдруг слова Паратова из «Бесприданницы»: «Иностранец… арифметика у тебя вместо души». А у нас вот, видите, вместо сердца — мотор. Жуть!

* * *

Помнится, будучи еще желторотым студентом, увидел я афишу (в ЦПКиО?): лекция «О любви и дружбе». Сознание тянулось к знаниям, а тема показалась многообещающей. Ну как же? Глубокие психологические явления — любовь и дружба. Пошел я на эту лекцию. О чем же долдонил лектор на протяжении полутора часов? Дружба Маркса и Энгельса, Герцена и Огарева, Ленина и Сталина. Любовь Ленина и Крупской… Так я понял, что самые глубокие, интересные, духовные вещи легко превращаются в плоские, пошлые, скучные.

* * *

В Сухуми посетили (наша писательская делегация) музей Дмитрия Гулиа. Основоположник и классик абхазской литературы. Сталин считал, что у каждого народа должен быть свой классик. И вот пропаганда создавала Джамбула, Сулеймана Стальского, Гамзата Цадаса, Самеда Вургуна, Мирзо Турсун-заде и т. д. Я не хочу тем самым обидеть народы, которых олицетворяли эти классики, народы с древней и богатой культурой, но «классики» очень часто были, вот именно, раздуты пропагандой, и теперь их перечитывать невозможно. Ну, кто будет теперь читать Джамбула?

И вот мы в музее Дмитрия Гулиа. Нам показали одну из его книг. Оригинальная книга. Одно стихотворение Гулиа о партии на всех языках народов Советского Союза. Я, конечно, сразу нашел перевод этого стихотворения на русский (перевод Марка Соболя). Читаю. Последняя строка стихотворения: «Без партии нет жизни на земле!» Так-таки вот и нет никакой жизни на земле без нашей партии. Спрашиваю у Ивана Тарбы: «Может, по-абхазски эта строка звучит иначе? Может, это переводчик упростил и огрубил строку?» Тарба помялся и отвечает, что нет, что и по-абхазски у строки тот же смысл.

А ведь, казалось, эта строка в свое время — в порядке вещей. Даже вот издали стихотворение отдельной книгой.

* * *

Когда Лермонтову было 16 лет, он некоторое время (летом) жил в Середникове, подмосковном имении бабушкиного брата. По соседству были другие имения, а там — молодежь, девицы одного возраста с юным поэтом. Но они уже чувствовали себя невестами, а в Лермонтове видели мальчишку.

Встречались по нескольку раз в день: прогулки, кавалькады, пикники. Лермонтов влюбился в Катю Сушкову.

Однажды надумали совершить паломничество к Троице-Сергию. Шли пешком и пришли в Сергиев посад на четвертый день.

На паперти (или в воротах монастыря?) стоял слепой нищий. Вообще-то камень вместо хлеба — это библейский мотив, наслоилось и снисходительно-насмешливое отношение Кати Сушковой к пылкому и самолюбивому юноше. Так или иначе при виде слепого нищего в душе у Лермонтова родился замысел стихотворения, которое тотчас же и было записано.

Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку…

Да, стихотворение возникло при виде слепого нищего под влиянием любви: камень вместо хлеба. Но я все же не верю, чтобы кто-нибудь в русском монастыре у Троице-Сергия мог в то время на самом деле положить нищему в руку камень вместо хлеба. Быть этого не могло, не в духе, не в атмосфере это тогдашней российской жизни.

…В Середникове теперь (в 20 километрах от Москвы) лечебница для алкоголиков и мерзость запустения.

* * *