— Если глупа, то оставит себе и будет ей хвалиться, — ответила я, цепляясь за передник, как утопающий — за соломинку. — В другом случае — найдет хозяина, и они полюбовно договорятся.
— А если это вещь тайная?
— Сохранит эту тайну, — без запинки сказала я и наконец-то смело поглядела на гостя. Край его рта дрогнул, будто в усмешке, и он надел треуголку на голову, выпустив облачко пудры от волос. Из кармана он достал маленький кошелек-колбаску, набитый монетами, и бросил его на стол. Петер испуганно шарахнулся в сторону и закаркал.
— Если что-то узнаешь об убийстве, расскажешь, — велел гость. — Передашь, что у тебя есть новости, хозяину мудрой совы.
Мне хотелось спросить его, отчего он думает, что меня интересует это убийство, и, видно, эти мысли отразились на моем лице, потому что гость добавил:
— Ты не умеешь скрываться в толпе, когда пытаешься следить. Не женское это дело.
Я покраснела до жара в щеках и не нашла достойного ответа. Гостю он, впрочем, был и не нужен — он преспокойно прошел мимо меня и вышел с черного хода во внутренний двор дома.
В кошельке лежала такая сумма, которую я могла заработать за месяц, и то, если бы трудилась днями и ночами. Я пересчитала монеты дважды, а потом спрятала, чтобы не пускаться в объяснения, откуда у меня деньги. Хозяин мудрой совы тоже вызвал у меня немало вопросов, но потом я догадалась, что таинственный гость подразумевал владельца кабака «Зерцало познания», на вывеске у которого красовалась сова, глядевшая в зеркало. Другое дело, что говорить мне ему было нечего, и, положа руку на сердце, я никак не могла взять в толк, какое ему дело до всей этой истории.
Я стала вести себя осторожней, насколько могла, но моего стремления к справедливости это происшествие не умалило. Толстый латинский словарь с грамматикой и расхожими выражениями мне все-таки пришлось купить, якобы для моего хозяина, чтобы не вызывать лишних подозрений у книгопродавца, но он все равно удивился и то и дело ехидно переспрашивал, точно ли мне нужна именно эта книга и не путаю ли я ее со сборником рецептов? Понятное дело, девица в книжной лавке похожа на белую ворону, но его успокоили деньги — почти два флорина, которых не могло быть у служанки, и лишь меньшую часть из них я скопила сама. Я придумала, что если кто из домашних найдет у меня книгу, то надо сказать, будто это подарок доктору Мельсбаху на именины, и она продавалась с уценкой, но, на мое счастье, мне искусно удавалось ее спрятать, и госпожа Тишлер ничего не заподозрила. Читала я по ночам, при тусклом свете очага — трату дров и угля мне было объяснить проще, чем причину, по которой свечи кончаются так быстро, — и в течении недели смогла перевести все, что переписала у доктора. Кроме безобидных пилюль от поноса и лихорадки, в шкафчике у него стояла настойка красавки, о которой он говорил, как о яде, и я запомнила ее название так сильно, будто кто-то высек его в моей душе. Вот оно, мое возмездие, в маленькой темной бутылке. Но как подобраться к Штауфелю?
Последний вопрос сильно мучил меня, я никак не могла придумать, как войти в его дом. В отчаянии я перебирала самые дикие возможности: притвориться гулящей девкой, упасть на его пороге, будто бы в коликах, опять переодеться мальчиком и принести ему отравленного вина… Но все было не то. Он мог узнать меня, мог столкнуть с порога, мог подарить вино кому-нибудь другому.