Камилла. Жемчужина темного мага (СИ)

Аларик затащил ее в спальню на первом этаже, сам почти теряя сознание от усталости и боли, кое-как содрал с нее остатки одежды. Совсем молоденькая, грудь маленькая, не знавшая материнства. Узкая талия и плоский живот. И вся измазана в грязи.

так, что еще?

Ее сердце билось. но тело казалось таким неестественно белым, с синим отливом. Увы, темные маги бессильны, когда речь идет о лечении: действие печати оказалось двояким. невозможно причинить человеку вред, но и пользу тоже.

И она перемерзла, это точно. Значит, нужно согреть.

он поднялся в спальню, что обустроил в мансарде, взял стеганое одеяло, аккуратно завернул в него свою находку. Голова раскалывалась. Стены качались перед глазами.

Аларик взял тонкую руку девушки в свою — все еще холодная, прямо ледяная. Как ее согреть? Что ещё он может сделать?

И невольно усмехнулся. Известно, как. Да и на какие-то более сложные действия не осталось сил…

Поэтому Аларик стянул с себя одежду, бросив ее тут же, на полу, нырнул под одеяло и прижался боком к холодному боку незнакомки.

он невольно усмехнулся. оставалось надеяться, что она правильно поймет его намерения, когда придет в чувство.

* * *

Проснулся он… над головой был знакомый беленый потолок, по которому медленно полз луч света. И еще было очень жарко под одеялом. И ощущение кого-то рядом, под боком.

Аларик моргнул — и тут же, вспомнив, спохватился: повернулся к найденной девушке. Стало жарко оттого, что вся она горела. Лицо от жара зарумянилось, губы потрескались. Хрипло выдыхая, она то вздрагивала всем телом, то что-то тихо стонала — не разобрать слов. Аларик положил ей ладонь на лоб — все равно что бок горячей кастрюли. За ночь волосы обсохли, ил и грязь остались на подушке. Спутанные волосы редкого, очень светлого оттенка. тонкие брови, приподнятые в трагичном выражении. И вся она жалкая…

— откуда ж тебя принесло? — пробормотал он.

А про себя добавил: самое главное, как ты попала в реку?

Еще с минуту он рассматривал юное личико с тонкими аристократичными чертами. нужно было что-то делать, потому что такой жар — не к добру. он позовет лекаря… но вдруг, как только уйдет, девчонке станет совсем худо, и она умрет? Сгорит от этой лихорадки?

Аларик почесал колючий подбородок, вспоминая… Да, кажется, когда он был маленьким и болел, мама обтирала его тряпочкой, смоченной в уксусе.

«но у меня нет уксуса».

он задумался и решил: «Вода тоже сойдет».

Через несколько минут плошка с водой и чистой тряпицей стояла на стуле рядом с кроватью. Аларик отбросил одеяло и принялся обтирать девушку — сперва лицо, потом шею, плечи, грудь. Руки. Подмышки. Ладони. И снова по кругу. осторожно, стараясь не смотреть на плоский живот, на выступающие тазовые косточки, на светлые завитки меж стройных ног.

наконец — как ему показалось — жар немного спал. теперь можно было отлучиться, поискать лекаря, а заодно принести в дом что-нибудь съестное. Аларик бросился натягивать одежду, она была сырой, так и не высохла за остаток ночи — да и плевать. И уже сунул ноги в сапоги, стоя перед дверью, как кто-то настойчиво постучался. Гостей он точно не ждал, да и не с руки было сейчас заниматься гостями, но, помедлив, Аларик все же крикнул:

— Кто там?

— Это я! — раздался звонкий голос. — Годива! Помните, господин маг?

он распахнул дверь: и правда, на крыльце стояла та самая Годива, в кровати которой он так отлично выспался в свою первую ночь в Шаташверине. теперь, правда, ее лицо было не накрашено, а платье — самое обычное, скромное платье добропорядочной горожанки.

— Зачем ты пришла? — возможно, стоило разговаривать с ней чуть более учтиво, но Аларику было не до того.

В конце концов, ему нужно к лекарю.

— У меня выходной, — просто сказала женщина, — помнишь, я предлагала уборку?

Аларик помнил. И, надо сказать, почти собрался навестить дом развлечений, что бы напомнить Годиве о ее же предложении — но как-то не дошел. А теперь тут его осенило.

— Слушай, — он распахнул дверь шире, и сам шагнул назад, позволяя Годиве проскользнуть внутрь, — тут такое дело…

она хмыкнула и ничего не ответила, ожидая продолжение.

— Пойдем, — он схватил ее за руку и потащил в бывшую хозяйскую спальню.

Девушка так и не пришла в себя, и лежала она на кровати так, как ее Аларик и оставил: то есть, совершенно обнаженной. Рука Годивы дернулась, и Аларик ее отпустил.

— ты что, ее задушил? — хрипло спросила Годива, мелкими шажками пятясь прочь, — не надо меня в это вмешивать. И без того тошно.

Аларик даже дар речи утратил на мгновение. А потом возмутился:

— С чего мне ее душить?!

— ну, вы ж темные маги…

— не неси чепухи! — уже рявкнул он, — ее принесло рекой! ночью! Я понятия не имею, кто это и откуда, но ей плохо, и надо идти за лекарем…

Годива вскинула бровь, несколько мгновений пристально смотрела на него — а потом решительно сжала челюсти и шагнула вперед, к девушке. наклонилась к ней и первым делом пощупала пульс. Потом — лоб. Пробормотала ругательство. Зачем-то взяла безвольную тонкую руку в свою и старательно ощупала ладонь и пальцы. И повернулась к Аларику.

— Ее изнасиловали?

он только руками развел.