Камин для Снегурочки

А ведь эстрадный артист зарабатывает ногами и горлом, следовательно, надо успеть до пенсии сделать все, что хочется, обеспечить свою старость. Для этого нужно работать, как вол, ездить по стране, спать в ужасных гостиницах, дрожать от холода или задыхаться от жары в каком-нибудь Энске, где о кондиционерах никто даже не слышал. Семьи, как правило, нет, мало кто способен подстроиться под график звезды. Если же находится супруга среди самых верных фанаток, то даже она не выдерживает и начинает «катить баллоны»:

– Что за жизнь! Ты одиннадцать месяцев в разъездах.

Еще хуже, если в брак вступили коллеги, ничего хорошего, как правило, из такого тандема не выходит. «За все цена одиночество, иначе не получается», – поется в одном шлягере. Но это еще не самое плохое. Отвратительно сознавать, что не можешь полностью реализоваться в творческом плане. Многих певцов подминает под себя продюсер, заставляя петь «кассовые» песни, а не те, которых просит душа. Все надеешься: вот сейчас «напоешь» денег, и можно сделать нечто этакое, нетленное. Но золотые дублоны тают, гениальные мелодии так и не появляются на свет. Кто виноват? Что делать? Вечные вопросы. А еще в душе живет страх: что будет, если придет болезнь? Пропадет голос? Или капризная публика перестанет ходить на твои концерты? Вдруг новая песня «не пойдет»? Как быть тогда?

Но наступает вечер, и ты снова во всем блеске, молодой и счастливый, на эстраде. Партер гудит, воет, топает, размахивает зажженными зажигалками или свечами. Публика хочет видеть звезду. Но и певцу необходим зал, ему до дрожи нужно слышать крики, аплодисменты, чувствовать прилив энергии, который льется на сцену. Ради этого он, в конечном счете, и взошел на нее, из-за этого терпит неудобства, по этой причине лишил себя нормальной жизни, он счастлив в свете софитов, с микрофоном в руке, больше нигде и никогда не испытать подобных чувств, ничто не заменит шквала зрительской непостоянной, но огромной любви. Спросите у певца, доживающего век в честно заработанном гастрольными поездками доме: что он готов отдать, дабы вернуться хоть на короткое время на подмостки? Девяносто актеров из ста ответят:

– Все!

И не надо осуждать обитателей кулис за пьянство и любовь к наркотикам. За стимуляторы и алкоголь тут хватаются в надежде подстегнуть угасающие силы. Запись новой песни, три концерта в день, интервью, телевидение, радио… Вот бы иметь побольше времени, не спать, тут-то и тянется рука к таблеткам и ампулам. Это шоу-биз, в нем выживает самый сильный, самый упорный, самый бешеный, готовый ради успеха пробить лбом бетонные стены, не всегда самый талантливый и умный, но всегда наиболее работоспособный. Лентяю на сцене делать нечего, тут никого не пожалеют. Вон вчера девочки из «Конго» рассказали, как к Гале Богачевой, нашей неувядаемой звезде, в тот момент, когда она собиралась выпорхнуть на сцену зала «Россия», где ей предстояло отпеть огромный сольный концерт, подошел идиот-администратор и заорал:

– Эй, Галя! Ну и горе! Только что умерла твоя мама!

За кулисами замерли все: подпевка, балет, музыканты. В головах у них одновременно мелькнула одна мысль: сейчас певица впадет в истерику, концерт, естественно, сорвется, придется платить неустойку, публика, разозлившись на кумира, проигнорирует следующие выступления – одним словом, хуже некуда.

Богачева глянула сквозь щель в занавесе в зал и громко возвестила:

– Значит, так, я ничего не слышала! О смерти мамы вы мне сообщите после концерта!

И, сверкая улыбкой, вылетела на подмостки, спела, сплясала, потом рыдала и выла в гримерной. Не знаю, правильно ли она поступила, но именно такое поведение за сценой называют «профессиональным». Наплевать, что с тобой: болезнь схватила за горло, а горе за сердце, работай, это шоу-биз, мясорубка, сцена, которая безжалостно раздавит тебя, но и даст минуты невероятного подъема, ощущение счастья и безграничной власти над тысячами людей. Эстрадные актеры – самые счастливые и самые несчастные люди на свете…

– Эй, Танька, – пнула меня Рита, – чего стоишь с открытым ртом? Живо зашей дырку на юбке, вот тут.

Вынырнув из некстати налетевших на меня философских размышлений, я привела в порядок костюм, приволокла Рите кофе и отправилась искать Ваньку. Он курил, сидя на подоконнике.

– Ну и помойка этот «Рокко», – с возмущением сказал он, увидев меня.

– Не хуже других, – хмыкнула я, устраиваясь около него.

– Тут буфета нет! Только в зале!

– Хочешь бутербродов? У меня есть, и кофе в термосе.

– Потом, – вздохнул Ваня, – если честно, больше всего я хочу спать! Один! Трое суток!

– Отоспишься когда-нибудь, – пообещала я.

– Ага, – мрачно ответил Ванька, – после дождичка в четверг, когда рак на горе станцует!

– По-моему, он там свистеть должен.

– Кто?

– Рак на горе.

– О господи! – дернул плечом Ваня и замолчал.

Я посидела некоторое время молча, а потом спросила:

– Куда деваются те, кто сходит со сцены? Чем они потом занимаются?

Ваня швырнул окурок на затоптанный пол.