— Прошлой осенью, на Иоанна Предтечу, подле Змеиного камня казаки с бесовскими силами схлестнулись. Опосля одних мертвыми нашли, а уцелевшие-то все умом тронулися, да на глазах почахнули. Схоронимся, дядька Данила, да отсель посмотрим…
— Заговоренный я нынче от бесовской напасти, на каменьях отчитан! А тебя неволить не стану, обустройся на ночь, да по утру меня поджидай, — Карий ступил на крутой спуск и ловко сбежал вниз.
— Погодь, дядька Данила! — испуганно вскрикнул Петруша и, цепляясь руками за растущие по склону кусты, бросился вслед за Карим.
Старая коряга, хотя и казалась сухою, долго не разгоралась, да и потом, распаленная берестой, слабо таяла, обдавая гнилостным чадом перепревшего дерева.
— Слушай, дядька Данила, — тихонько прошептал пастушок, — Парма кликает духов.
Из темноты бездонного ночного леса доносились едва слышимые угрожающие звуки, похожие на тревожные крики ночных сов и легкий шум от взмахов их крыльев.
— Никак менквы учуяли… — Петруша испуганно сжался, подвигаясь поближе к костру.
— Я слышал, что они великаны, к тому ж деревянные. Ежели двинутся, незамеченными не подойдут.
— Оборотни они, хоть в кого перекинутся… не успеешь опомниться, как из дерева ящеркой, а то и комаром обернется. Ежели такой ужалит, человека лихорадка свернет, может и до смерти.
Данила подбросил на тлеющие угли сухих веток и бересты. В разогнавших ночной мрак огненных языках Петруша показался совсем еще маленьким и беззащитным ребенком, чьей-то злой волею посланный в проклятое навье место, которого боится до смерти.
— Дядька Данила, — еле слышно шептал пастушок, — казаки сказывали, что за Камнем живут человецы незнаемы, люди обличил не Богова. У одних тело обросло шкурою, у других собачачьи головы, а иные навроде русалок да леших. И едят они не только рыбу и дикого зверя, но и друг дружку, особливо детушек. Иной раз даже у самих себя плоть подъедают.
— Ты, Петруша, спать укладывайся да не робей — мимо меня ни один дух не проскочит.
Для успокоения мальчика Карий достал двуствольный пистолет и положил его рядом с собою.
— Красивый, — Петруша с трепетом погладил оружие. — Не видел такого.
— Сам Аника Строганов пожаловал. Сказывал, что для боя оборотней создан. И пули есть для него особые, серебряные. Так что теперь в заморских странах нечистую силу без счета бьют. Разве мы хуже их бить умеем? — Карий укрыл пастушонка меховою накидкой. — Ты спи, спи.
Чадящие угли грели слабо, потрескивая и шипя истлевающими древесными остатками, от реки тянуло промозглой сыростью, воздух густел и вяз в предгрозовой истоме.
Ближе к полуночи послышались первые раскаты, отдаленные, глухие, похожие на рокот вскипающего водопада. Сверкнула молния, потом еще одна, совсем рядом. Вверху, в черных грозовых тучах раздался треск, внезапно охвативший повисшие над головой выси. Удар молнии, и мир заполнил грохот внезапно разверзающихся небес…
Петруша соскочил встревоженный, бледный с лихорадочно блестящими глазами.
— Они пришли! Дядька Данила, пришли за нами!
— Гроза… Найдем укрытие, переждем.
Карий попытался успокоить мальчика, но Петруша его не слушал, резво вскочил на ноги и с криком бросился бежать к реке, туда, где в грозовых всполохах блестел колдовской змеиный камень.
— Стой! — закричал Данила, но, соскользнув по громовому раскату, голос растаял в хлынувшем потоке дождя.
Добежав до черных камней, пастушонок ловко полез по ним вверх, отчаянно взбираясь все выше и выше.
«Расшибется же!» —Карий бросился за мальчиком вслед, но неведомая сила удерживала его на месте, сковывала, клонила вниз, к земле.
Молнии били все чаще, безжалостно раздирая набухшую водами небесную ткань, неистово окликали землю громы, и прибрежные скалы вторили небесной яри приглушенным согласным эхом.
— Данила-а-а… — кричал что есть мочи пастушок с высокого змеиного камня указывая рукой на идущую грозу. — Ви-и-иждь!
Среди молний в разверзшейся выси на полуночном небе скользила одинокая звезда, несущая на своих крыльях ключ от бездны.
Карему чудилось, что старый, преследовавший долгие годы кошмар вновь проносится перед ним, только не в мучительных сновидениях, а разворачивается явно перед глазами в расколовшемся на части звездном зеркале.
Он видел в небесах несущееся на землю огненное колесо, безжалостное и равнодушное ко всему, подобно выпавшему из рук Творца беспощадному времени. И вслед за ним — всадники, скачущие по улицам пустынных, растерзанных городов. Черные, с устрашающими личинами взамен лиц, многочисленные, подобно несущей опустошение саранче. Мир изменяется. Вот перед глазами жизнь, полная несовершенства живая жизнь, согретая тысячами дыханий и теплом надежд. Но мчатся, скачут неудержимые кони, и вслед за ними уже чадят пепелища, и гуляет в руинах моровой ветер, поднимая над мертвыми телами тучи огромных разъевшихся мух…
Воды, ветхие земные воды, что со времени Ноя застыли в небесах сияющим льдом, ныне раскололись, растаяли, обрушившись вниз ливнем, не благодатным, живительным, а градовым, несущим голод, побивающим на корню первые всходы.