Камни говорят

У осыпи Гердис-Скрида процессия повернула вниз и перебралась вброд через ручей Вёд. За ним открылся склон Балар. Кони перескочили через ручей Эйстюр-Лайкюр, потом через несколько буераков и ручей Сидри-Лайкюр и, наконец, понеслись галопом по тропе Мессюгётюр в Брейдабольсстадюр. Во всех хуторах всадников с лаем преследовали собаки. На флагштоке во дворе развевался французский флаг, покачиваясь от слабого юго-восточного бриза.

– Ты, значит, поднял флаг Франции, – улыбаясь, сказал Старому Стейдну староста Рейниведлира Эйольвюр.

– Ну да, так точно.

– Но я могу за это обеспечить тебе кару со стороны губернатора Исландии[17] и короля!

– Я не-не боюсь этих му-му-жиков, жалуйся на здоровье! Я вы-вы-вешиваю такой флаг, какой мне вздумается. Что ты-ты думаешь, сказал бы король, если бы ему рассказали про норвежский гарпун, который исчез, выпав из кита? – сказал Стейдн и плюнул в сторону.

Эйольвюр замолчал, ухмыляясь.

Люди спустились с лошадей, положили уздечки на холмики или повесили на ограды рядом с хутором и завели коней во двор.

3

Спустя некоторое время все уже сидели за столами в гостиной и бадстове – наконец началось пиршество. В гостиной расположились молодожены и их родственники, а также уважаемые люди с округи.

Перед каждым гостем стояла тарелка, лежали нож, вилка и ложка. На стол вынесли жаркое в маленьких корытцах, вяленое мясо в больших чанах и кашу из репы в мисках, а по тарелкам разложили картофель, ржаной хлеб и лепешки со сливочным маслом. Также гостей потчевали белым хлебом с французской шхуны – булочками четырехугольной формы, достаточно большими, со множеством дырок и рыжеватыми снаружи, но белыми как снег, если их разломать, и с самым прекрасным пшеничным вкусом в этом мире. Затем вынесли на тарелках густую рисовую кашу с изюмом.

– Я не ем этим, дорогуша, – сказал Старый Стейдн, протянув ложку женщине, прислуживавшей за пировавшими. – Я хочу мою старую роговую ложку.

Подавальщица, уже сведущая в новейших застольных обычаях, ответила:

– Таково нынче правило, Стейдн, – есть ложечками.

– Пра-а-вило есть ложечками… Дай мне мою роговую ложку, дорогая!

Подавальщица пошла за роговой ложкой и передала ее Стейдну. Ею он ел кашу, а металлическую ложку держал в левой руке. Потом все выпили пунша из чашек.

Первым слова попросил Торстейдн из Герди, брат Кетидля. Он зачитал стихотворение собственного сочинения, посвященное женитьбе. Потом другие гости вставали и читали свои стихи про молодоженов. Мать братьев Оддни из Герди, уже будучи немного навеселе, немного покачиваясь, рассказала сагу о Паудле-стихотворце и историю о несчастной судьбе хутора Федль, причиной которой были колдовские способности его обитателей, а также спела «Поэму отшельника» и «Вирши Лауки»[18]:

Как от датских берегов
тридцать выплыло судов,
а с раздутых парусов
мира знак сиял,
Лауки свой бочонок потерял[19]

.

Старый Стейдн от души посмеялся над тем, насколько толстяк был хитер, обведя вокруг пальца боевой флот:

– О-он был умел в морских боях, не позволил этим гадким пиратам за-захватить себя. И-из какой это римы?[20]

– Это не рима, Стейдн! Это поэма! – сказала в ответ Оддни.

– Да, поэма, конечно.

После этого Стейдн повернулся к старосте Эйольвюру и задал тому вопрос:

– Не взял ли ты с собой арфенку, дружок? Я-я спою песню, если ты сыграешь.

– Ох, нет! Я совсем забыл взять с собой эту чертову гармошку.

– То-то, что ты, дружок, забыл гармонь, никуда не годится.

Гостей потчевали кофе, оладьями, пирожками, блинами, печеньями, булочками с изюмом, а крепкие напитки наливали в стопки, чашки и кружки, и всем можно было брать добавку вяленого мяса, жарко́го и сливочного масла. Мужчины пили бреннивин и коньяк, а женщины потягивали экстракт[21], красное и причастное вино. Но Оддни с Герди и сестра Старого Свейдна Стейнюнн с Рейниведлира вели себя прямо как дома, выпивая коньяк рюмку за рюмкой. Люди оживленно беседовали, нередко перебивая друг друга, все были радостны и веселы, предсказывали хороший рост травы и обильные сенокосы летом.

Старому Стейдну наскучили длинные пространные разговоры о сене, и он с увлечением принялся излагать истории о тех временах, когда был старостой. Рассказ пошел о рыбалке, когда море кишело рыбой, когда в день у рыбаков было по три разгрузки, не считая тяжелых акульих туш, с которыми лишь с трудом можно было дотянуть до берега, а вокруг рыбацких лодок плескались косяки китов, грозившие перевернуть лодку.

– Мо-мой брат Йоун боялся рыбы. Я-я-я же – никогда!

Стейдн рассказал и о том, как попадал на французские яхты и как французы его хорошо угощали. Как-то раз капитан налил им по рюмке, а потом Стейдну подали парное молоко, и «он выплеснул его в бокал со спиртным». Далее Стейдн вспомнил, дрожа от восхищения, о том, как им порой бывало сложно причаливать к берегу в неспокойном море, и о славных гребцах прошлого:

– Покойный Йоун с Герди быстро орудовал веслами.