Камни и черепа

Перед тем, как мы покинули клан, мужчины, отобранные для похода, опять собрались в пещере черепов. Искичен обращались к духам ушедших, и касались костей, и молили дать им мудрость и силу, чтобы не вернулись опять дни ярости. Вместе с черепами предков лежали головы тех людей, что живут за хребтом. Их кожа темна, как мокрая земля, так мне говорили, и им дан совсем другой язык. Немногие умеют расспрашивать их черепа, но расспрашивать их надо. Ведь от них, черных людей, зависит наша жизнь.

Мы не всегда жили на этих плоскогорьях, и охотились здесь на коз и горных ослов. Когда-то давно, так давно, что счета тем дням нет ни на одной счетной кости, предки жили в другой стороне. Далеко, к полуночи, там, где гаснут поутру звезды, лежит земля, и была она нашей. Там бродили совсем другие животные, иной была их речь, и, когда произносились нужные слова, они сами отдавали свое тело в пищу. Иными были и слова, которыми предки обращались к ушедшим. И однажды черепа предупредили их, что близка беда, и надо уходить. Люди не послушались, ибо не хотели бросать счастливую землю. Но пришли они, дни ярости.

Небо потемнело, и ночь перестала отличаться от дня. И явились кайвукку, жестокие небесные духи, чье дыхание было смертью. Изо рта у них вырывалось белое пламя, и было это пламя совсем не таким, которое умеют заклинать люди – его языки кружились в воздухе, отдельно друг от друга, а, касаясь кожи, обжигали её не жаром, а страшным холодом. Когда же касались воды, вода обращалась в камень, прозрачный и твердый. Её больше нельзя было пить, и люди, даже живя рядом с рекой, мучились от жажды.

А потом небо, там, где было темнее всего, загремело, и загорелись в черноте огни, и, из края льда и темноты явился старший из кайвукку, которого звали Кулсаскау.

Как и в прошлый раз, его привела в чувство боль. На этот раз она не была острой, а словно заполняла его череп, давя то здесь, то там. Он открыл глаза и тут же зажмурился – свет ворвался в него, вспыхнув в голове и отдавшись где-то в глубине. Даже с закрытыми глазами он видел на веках его багровые разводы. Вместе со светом возвращалась и память. Ночь в Обиталище Первых, звуки голоса, заклинавшего иные народы, рев в темноте – и лицо мужчины в полумраке напротив него.

Он заставил себя приоткрыть глаза еще раз. И всё стало четко. Он находился в закрытом месте, напоминавшем просторную хижину, но с удивительно ровными стенами из бурого камня. Здесь, однако, не было ни очага, ни вещей, которые люди обычно держат в хижинах – только его лежанка, плоский камень, без шкуры или другого покрытия. Тело ныло от ночевки, болела голова, в месте удара и в висках, но, так или иначе, он, кажется, был жив. Несмотря на всю его растерянность, несмотря на пляшущие мысли, Тесугу не сомневался в одном – это не нижний мир. Все, что ему было о нем известно, говорило, что сейчас он по-прежнему в мире людей, почему бы это не произошло. Словно в подтверждение, что он все еще человек, юноша почувствовал, что ему необходимо избавить тело от ненужной влаги, и огляделся по сторонам. В их хижинах иногда бывало место, где можно было оставить то, что отторгло тело, а потом прикрыть камешками или землей, но здесь ничего такого не было. Значит, придется выходить из.. из этого места, чем бы оно ни было.