Камни и молнии (сборник)

– Нет. А что, это считается здесь изъяном?

– Напротив. В нашем деле человеческий опыт – только помеха. Будьте, пожалуйста осторожны и не поднимайтесь выше деревьев!

«Какой-то бред.» – подумалось мне. Вслух спросил: «Боитесь, что разобьюсь?»

– Можете и разбиться. Но самое страшное – хищники.

– Я понимаю, какую ценность представляет особь с вживленным транслятором…

– Опасность будет грозить не только «особи», – вам лично!

– Как это?! – удивился я. – Ведь птица-двойник находится где-то в лесу, и нас будут связывать только радиоволны?

– Есть и обратная связь, – пояснил Веденский, продевая руки мои в рукава, вмонтированные в подлокотники кресла. – Вы забудете о собственном теле. Останется только известная власть над стопою правой ноги у педали выключения связи для чрезвычайного «выхода из игры». – Веденский заканчивал приготовления, вертел ручки на пульте, вдавливал кнопки и, наблюдая за показаниями каких-то приборов, продолжал говорить. – У нас, вообще-то, не принято оставлять двойника в опасности. Мы делаем все, чтобы птица не пострадала. Но, ради Бога… – он нагнулся ко мне. – Пожалуйста, не дожидайтесь момента, когда нажимать «педаль» будет поздно!

Складки внутренней драпировки сходились, обволакивая мое тело. Упругие волны прокатывались по груди, спине и рукам. Свет погас. Я остался один.

Появился озноб. Постепенно мир наполнялся шумами. Так бывает, когда просыпаешься. Я сжимался от холода и внезапного ощущения одиночества…

Потом вдруг стало тепло и уютно. Тьму прорезала тонкая горизонтальная щель: это я приоткрыл глаза. В оранжевом мареве плавали, разгорались и гасли багровые пятна, пронизанные паутиною трещин. Мир обретал очертания. Вскоре я уже видел все, что было вокруг так, как будто моя голова превратилась в сплошное шаровидное око. Стоял возбуждающий запах леса. А внутри меня постепенно разгорался огонь. Огромные листья, покачиваясь, проплывали мимо, исчезая в провалах между ветвями. Словно со стороны я увидел себя сидящим на ветке, вцепившимся коготками в кору. Вниз смотреть было страшно. Ветка покачивалась, вызывая что-то похожее на головокружение – для птицы ощущение, видимо, совершенно несвойственное. Удивившись и возмутившись, я сделал непроизвольный взмах крыльями… и чуть не упал. В последний момент успел зацепиться, повиснув вниз головой. Было стыдно и страшно. Опять взмахнул крыльями и, осторожно перебирая лапками, цепляясь клювом за неровности ветки, с большими трудами вернул себя в первоначальное положение.

Жар внутри стал привычным. Гораздо сильнее мучил страх перед бездною, куда меня чуть не снесло. Конечно, я же не птица, – только «подделка». Сидел нахохлившись, грустно глядя на мир, который меня не желал замечать. Тогда я еще не догадывался, как это здорово, когда тебя просто не замечают.

Полная достоинства и бесстыдства, она, не спеша, буравила воздух. Ее гудение вливалось в музыку леса темой сладкой надежды. Я не задумывался над тем, чего она тут искала. А ее не интересовала моя персона. Она летела по своим мушиным делам, петляя между стволами. Ее блестящие глаза занимали полголовы. Остальное же состояло из тучного брюха и гадких отростков. Она была отвратительна, только я не мог отрывать от нее своих глаз. Приближаясь, муха ревела точно сирена. А внутри меня с новою силою вспыхнул «огонь». Я сгорал от стыда и мук…

И тогда… совершилось чудо. Это случилось так быстро, что я не успел осознать. А когда опомнился, оказалось, что снова качаюсь на ветке, и клюв мой деловито расправляется с мухой. Своей «музыкой» она вызвала приступ голода, и я настиг ее у самой земли. За время полета не видел почти ничего, кроме жертвы. Первая мысль была: «Взять!» Вторая – «Готово!». Собственно полета – не уловил: вниз гнала хищная ярость, а обратно – животное торжество.

Пламя голода было притушено. Наступило короткое птичье благоденствие. И тогда я вспомнил, как летал много раз во сне. Поджимая ноги, я быстро-быстро месил руками густеющий воздух. Мне очень хотелось лететь. И где-то на пределе усилий всегда начинался полет. Не страшный, пологий. У меня не хватало сил сразу взмыть высоко. Но я был счастлив и горд, что земля отпустила меня. Летал я недолго, но смаковал каждый миг и, проснувшись, весь день ходил окрыленный. Где-то в каждом хранится инстинкт полета – полустертая информация из бездны тысячелетий. Кто-то из дальних предков летал… Возможно, такие же легкие сны снятся ночами и многотонным слонам.

Теперь оторваться от ветки было уже не так трудно. Я поджал лапы и, с силою их распрямив, убрал когти. Вместе с прыжком взмахнул крыльями и… «вспорхнул». И это уже не было сном. Мной овладела дикая радость. И вместе с тем, выбирая дорогу между стволами деревьев, я с интересом следил за собой. Я летел, и хотелось понять, как это мне удается.