– Вишь, вы люди нашенские, не стукачики или слухачи, не мяукните. Поэтому поделюсь: племяша везу к себе жить. Парень – из города. У мужа моего все сродники оттуда, слабак он у меня… Городской. Но дюже добрый, непьющий. А племяшу моему пока придется с нами порыбачить. Везде рекрут идет, по всей Архэе. Да что там! По всему Кронхорду… Церковники как взбеленились, велят Силу срочно расширять – и внутреннюю, и внешнюю. Пареньков от семнадцати всех подряд гребут, силком. На доброволке остались только наши две дальние деревни, что у озера Лэйд. Здесь и так народу мало живет, если еще уменьшить – не справимся мы с тяжелой рыбацкой работой. Сами вчера видали, что в озерах вместе с рыбой обретается. Говорят, что в море-океане – там и вовсе жуть. Но я не особо верю, что хуже бывает. Зато реки Вао и Лун до впадения в Ликийю – совсем чистые, ни одна тварь там не плавает. Намного чище самой Ликийи, хотя и она – не нашим местам чета, ведь там в устье цепь ангкорская установлена, от берега к берегу. Хитрецы – сиграмадцы, как-то колдунули над своими реками, и держат их в порядке. У них там – колдуны и ведьмы сильные, не нашим чета. Их там не гоняет никто, а – чтят. Уважают, значит. Я тоже по молодости кой-что могла, пока детишки не пошли. По мелочи: глаза отвести, суженого назвать, травку лечебную сотворить… Сейчас не балуюсь – и разучилась, и охота отпала. Будет тут охота, когда вот уже лет, поди, десяток идет истребление. Всех – хороших, плохих… Всех, кто хоть чуток колдовать может. Скучно становится. Нет ведьмаков – и счастья нет. Серо кругом. Люди – никакущие стали. Я, конечно, о городе говорю. Побывала вот. У сеструхи мужниной. Песен нынче не жалуют. Танцев не танцуют. На каждом углу только и слышишь, что: "Придите и покайтесь богу нашему Крону"… Как будто душу у народа отрезали. Можно только кушать и спину гнуть. Кто богат – тот и свят… А, не слухарьте меня, бабий треп…
– Да… Верно гутаришь, Розалинда, – поддержал беседу мастер Цэн. – А вот паренек, Гран… Он – тоже может что, по-колдовскому?
– А вот этого я не говорила, – неожиданно резко ответила Розалинда, и замолчала надолго.
И потому, далее ехали молча. Только Розалинда тихо мурлыкала под нос себе песенки. А Гран первое время мучился и скрючивался от боли, но мастер Цэн, сжалившись, намешал ему порошка из трав, растворил в воде и заставил выпить. Тот выпил, улыбнулся – и заснул. Спал ровно, спокойно. Телега тряслась себе и тряслась по ухабистой дороге. С одной стороны был лес, с другой – озеро. Несколько раз за дорогу останавливались, чтобы слегка перекусить. У Розалинды кроме хлеба и сушеной рыбы оказались еще сыр и вареные яйца.
– Я-то что… Сам из… неугодных. Просто, коли у паренька есть дар, то ему одни травки для здоровья нужны, а коли нет его – совсем другие… Эх, пришлось наугад выбрать. И кажется, угадал: на поправку парень идет, – будто себе в усы, пробормотал мастер Цэн на последней такой остановке. Но Розалинда услышала. Зыркнула на него быстро – и улыбнулась. А про то, каким именно был выбор травок – для колдунов, или для прочих – спрашивать не стала.
– Вы, как приедем, выходите из телеги, незадолго до въезда в саму деревню. И паренек мой пойдет с вами. Потому что в деревне сразу при дороге будет трактир, а в трактире живет сейчас слухач от внутренней Силы. Ходит, вынюхивает что-то. Вы с пареньком обходите деревню по правому краю – со стороны леса. Там с ним и расстанетесь. Мы ближе к тому краю живем – он пройдет к дому огородиками. Путь свой знает. А вы идите дальше так же прямо, по над лесом. Деревню минуете – пойдете вдоль озера. Там неподалеку лежит Старый Город – но вы сильно не любопытствуйте и не отклоняйтесь к нему, а продолжайте идти вдоль берега. Так дорога ваша будет длиннее, но зато город не захватите. Храм Луны на берегу озера стоит. Дойдете как раз. Там, прямо в нем, и заночуете. Вам приснится Лунная Дева – и ваша девушка излечится, если богиня Луны будет к ней благосклонна, – сказала Розалинда и пригласила их снова в повозку. – А доберемся мы совсем скоро.
А Гран проснулся только в самом конце дороги, когда впереди, у горизонта, дома уже показались. Той самой глухой рыбацкой деревни, что называлась весьма странно: Последний предел. Проснувшись, парень сразу взял в руки гусли: похоже, что он с ними никогда и не расставался надолго. Сыграл несколько лихих мелодий, а потом запел печально, глядя на лес и озеро:
– У самых зубцов колыхалось
Лернийское бурное море,
Когда лучезарный правитель
Сидел на великом престоле…
Стяжал невеселую думу
Он, помощь Ангкору алкая,
Простился с женою угрюмо,
В седло он вскочил, возглашая:
Не надо мне серебра, злата,
Камней самоцветных не надо,
Одна лишь награда для сердца -
Альграда, Альграда…
Не надо коней златогривых,
Мечей хиндустанских не надо,
Лишь только улыбкою милой -
Альграда, Альграда…
С такой невеселою думой
Покинул Альграду он вскоре,
Войска, что готовы к сраженью,
Собрал он в Великом Ангкоре.
Как сердце и честь повелели,
На помощь отправился к брату.
Стяжал небывалую славу,
Но нищим раздал всю награду…