Камни тоже плавают

Морально обобранный, в потемках потопал чайник греть, да обещанный чай заваривать. Тоже не быстрый тут процесс. Пока печку пóнову растапливал да воду грел, даже мысля закралась, может электрический чайник изобрести? Только сначала электричество в клуб провести и свет нормальный сделать, а то пока в гараже лампу керосиновую искал чувствительно коленом об какие-то разбросанные железки приложился…

В общем, несмотря ни на что мы с Танечкой Николаевной управились быстро и случайно почти синхронно. Я, потому что печка была еще горячей, да и чайник не остыл, она… глядя на выплывшую аки лебедь из заветной дверцы чопорную великосветскую даму с задранным к верху чуть припухшим еще шмыгающим носиком закралась мысля, что может и не случайно синхронно… кто-то торопился, а кто-то и точно подгадал выход?

Парадный кабинет с сервированным на скорую руку чайным столиком княжна пренебрегает и требует отвести к теплой печке. Мои возражения, что личные покои Беккеля закрыты, и у меня сейчас есть доступ только к печке мастерской, также царственно игнорятся. Я же, типа морально раздавленный ее умозаключениями и обвинениями в занудстве, нарциссизме и эгоизме, в итоге плетусь за ней с врученным подсвечником освещать путь. С мыслями «нахрена мне всё это надо?» и предчувствием пятой точкой надвигающихся «приключений».

Устроив княжну на стуле у приоткрытой дверцы, вновь пышущей жаром буржуйки, отправляюсь за приготовленными в парадной чайными принадлежностями. Только княжна просит погасить лампу — пахнет и у нее голова болит — а мне идти с канделябром. Она, де и с печкой не побоится в мастерской посидеть. Желание дамы закон, тем более керосином от лампы и правда здорово воняет.

Возвращаясь с чайником и стаканами в подстаканниках, накрываю на ближайшем верстаке.

— Иван Сергеевич, а вас не смутит помочь мне снять сапожки? А то они промокли, и я сильно замерзла…

Почему б не помочь? Не по возрасту, но в ее плащике и, думаю, парадном платье с корсетом и не нагнешся по-хорошему, да и мне не зазорно поухаживать, встав на колено перед такой хорошенькой девушкой.

Только стянув с нее правый хлюпающий сапожок я понимаю — болван! Ладно, сумрак виноват, девчонка не гонор гонит, просто промокла, добираясь по стылым лужам, ну и замерзла до «ой, мама, не балуйся». Поэтому удерживая ножку заодно стягиваю и мокрый то ли длинный носочек, то ли короткую гольфу. В ответ взвизгнувшая княжна вырывается и отскакивает к стенке:

— Вы что творите?!!

— Мокрые носки снимаю…

— Кто вам разрешал носки трогать!?

— Княжна, они мокрые…

— Пальто и платье тоже мокрые и что?!

— Вы предлагаете и платье снять? Замаааанчиво!

— А… а… а… Нахал!

— Абсолютно с вами согласен, Ваша светлость! Нахал! Еще какой нахал, хотя про платье, заметьте, это вы предложили! Но несмотря на это мокрые носки мы сейчас все равно снимем! А сами будем пить горячий чай и сушится!

— Нет! Не подходите, я закричу!

— Да, пожалуйста! Кричите… сколько хотите, а мокрые носки мы все равно снимем! А то вы вместо Императорского бала заболеете и попадете в больницу! — и не давая вставить возмущенные слова, — А виноват я буду!

То ли угрозы заболеть, то ли всё-таки пропустить бал действуют, кто их женщин поймет, и я все-таки уговариваю княжну вновь устроиться на стуле и стянуть с нее второй сапог с таким же мокрющим носком. Задерживая дернувшуюся ледяную щиколотку у себя в руках, смотрю в испуганные глазищи.

— Танечка Николаевна, вы, как хотите, а я сейчас буду растирать вам лодыжки спиртом. Судя по их состоянию, будет больно, но так надо!

В ответ на протестующий писк княжны забираю ее сапожки и носочки к печке — сушить. Ну и отправляюсь к своему шкафчику за давно оставленной там кофтой из моего будущего и припрятанной от мастеровых бутылью самогона.

— Ваша светлость, как не печально, спирта нет — буду самогоном растирать. И потом их в кофту завернем.

Немного попрепиравшись и даже тихо поругавшись, вручаю княжне в руки стакан парящего чая и банку меда. А сам присев на корточки все же забираю ее ножки к себе на колени. Щедро плескаю самогона и начинаю растирать, восстанавливая кровоток и заставляя краснеть кожу. Это не массаж, поэтому, как только кожа краснеет, а княжна перестает дергаться от колющих иголочек восстанавливающейся чувствительности нервов, заворачиваю лодыжки в кофту.

— Все, Ваше светлость! Теперь пьем чай, греемся и сохнем!

— Спасибо Иван Сергеевич и… простите! Я о вас плохо подумала.

— Ну я ж сказал — до десяти не пристаю.