Камни вместо сердец

– Тебе пора убираться из Лондона, – строгим тоном заявил я. – Неважно куда.

– Даже если я и уеду, Гудрик не оставит этого дела в покое. В наши дни за дезертирство можно попасть на виселицу.

Прежде чем я успел ответить, к моему локтю кто-то прикоснулся. Это была Бесс Кафхилл, вновь облачившаяся в черное платье. Она явно волновалась.

– Я не опоздала? – спросила старая служанка. – Я уж боялась, что заблужусь среди этих домов и переулков…

– Нет, мистрис Кафхилл. Пойдемте, нам уже пора. А о твоих делах, Джек, мы переговорим после слушания, – сказал я.

Мы поднялись по лестнице и прошли под гербом. Я с облегчением увидел преподобного Бротона, сидевшего на скамье в своей сутане, невозмутимого и решительного. Находившийся чуть дальше Винсент Дирик, увидев меня, чуть качнул головой, словно удивляясь неразумности всей ситуации. Расположившийся возле него молодой Сэмюэль Фиверйир перекладывал бумаги в большой папке.

– Доброе утро, – поздоровался я с ними, возможно, не самым приветливым образом, так как почти всю ночь волновался из-за Барака и Эллен.

Бесс встревоженно посмотрела на Дирика.

– Где будет происходить слушание, сэр? – осторожно спросила она. Мой оппонент кивнул на дверь суда:

– Вон там, мадам. Но не беспокойтесь, – добавил он с пренебрежением, – долго мы там не задержимся.

– Вот что, брат Дирик, – проговорил я с укором. – Как защитник, вы не имеете права разговаривать с подателем иска.

Мой коллега фыркнул:

– Вы хотите сказать: с личным представителем скончавшегося подателя иска.

Барак тем временем подошел к Фиверйиру:

– Ну и груду бумаг ты понаписал!

– Поболее твоей будет, – согласился клерк тоном праведного возмущения, обратив взгляд к узенькой стопке бумаг, принесенной моим помощником.

– Ну, моей-то всегда хватает для нужной работы. Так моя жена говорит, кстати, – отпарировал Джек.

Заметно смутившийся Фиверйир указал тонким пальцем на принесенные им документы:

– Они перевязаны красной лентой. А в суде по делам опеки используется черная.

Он кивнул в сторону черной повязки, которой были перехвачены его собственные бумаги.

Дирик оживился.

– Бумаги подателя иска перевязаны лентой не того цвета? – Он посмотрел на меня. – Мне приходилось слышать о делах, которые отказывались принимать к рассмотрению в Опекунском суде за меньшие ошибки.

– Значит, вы должны сообщить об этом мастеру, – ответил я, внутренне обругав себя за допущенную в спешке оплошность.

– Это я и сделаю. – Винсент расплылся в хищной улыбке.

Дверь суда отворилась, и в ней появился одетый в черное пристав, которого я видел в конторе Миллинга.

– Прошу войти лиц, заинтересованных делом об опеке Хью Кертиса, – нараспев проговорил он. Я услышал, как поперхнулась Бесс. Поднявшийся с места Дирик, шелестя облачением, направился к двери.

Зал суда оказался самым маленьким из всех, в которых мне приходилось присутствовать. Простые, ничем не украшенные стены едва освещали узкие арочные окна, расположенные в высоком алькове. Сэр Вильям Паулит, мастер суда по делам опеки, восседал во главе застеленного зеленой тканью длинного стола. На деревянной перегородке зa его спиной красовался королевский герб. Возле него, опустив голову, сидел Гервасий Миллинг. Пристав указал мне и Дирику места за столом лицом к мастеру. Барак и Фиверйир разместились возле нас. Бесс Кафхилл и преподобного Бротона усадили на сиденья, отделенные от суда невысокой деревянной преградой.

Паулит был облачен в красную судейскую мантию, а шею его украшала золотая цепь, знак полномочий. Он перевалил на седьмой десяток, и его почтенное морщинистое лицо окружала короткая седая борода, подчеркивавшая узкие губы. Большие синие глаза сэра Вильяма светились умом и властью, однако чувства в них не было. Мне было известно, что он председательствовал в этом суде уже пять лет, с самого его основания. До этого он был судьей на процессе над сэром Томасом Мором, a за девять лет до того командовал королевскими войсками, направленными против северных мятежников.

Он начал с едва заметной, обращенной ко мне улыбки:

– Сержант Шардлейк, с мастером Дириком я знаком, но вы впервые посещаете мой суд.

– Да, мастер, – ответил я.

Судья измерил меня взглядом, уже хмурясь. Я понял, что его смущает вмешательство королевы. Коротко кивнув в сторону разложенных перед ним бумаг, он произнес:

– Я вижу странные утверждения. Прошу изложить дело.

Винсент привстал на своем месте:

– Если позволительно обратиться к тонкостям процедуры, мастер, бумаги персонального представителя истца представлены в неправильном виде. Лента должна быть черной…

– Не надо говорить глупостей, брат Дирик, – невозмутимо ответил Паулит. – Садитесь.

Мой противник покраснел, но остался стоять:

– Кроме того, документы в том виде, в каком они есть, были представлены позже срока…

– Садитесь же, – повторил председатель суда.

Дирик, хмурясь, опустился на место. Он-то надеялся хотя бы на укоризненное слово в мой адрес со стороны судьи!

Паулит, тем временем, повернулся ко мне:

– Итак, сержант Шардлейк?