Камни вместо сердец

– Понимаю. Теперь, когда мы уже возле Портсмута, многие из солдат начинают бояться. Но я сказал правду: если дело дойдет до битвы, только дисциплина и совместный труд могут предоставить солдату возможность сохранить жизнь. Хотя в итоге все решают судьба и случай.

Недолго помолчав, он проговорил:

– Сегодня утром от этой барабанной дроби мне уже выть хотелось. – Он сделал еще одну недолгую паузу и продолжил: – Мастер Шардлейк, после того, что я наговорил вам в Годалминге, вы… вы действительно считаете, что я гожусь в командиры? Мне придется командовать ими, от сэра Франклина толку не будет. Он хорош, когда надо поддерживать дисциплину – вчера вечером целая группа после пьянки принялась буянить, и он несколькими словами прекратил дебош. Но вы же видели его – он слишком стар для того, чтобы вести людей в бой!

– Я уже говорил тебе, что такого командира, как ты, им еще надо было бы поискать, – заверил я молодого человека.

– Благодарю вас, – ответил он негромко. – Я боялся, что вы считаете иначе.

– Нет. Клянусь душой!

– Молитесь за нас, после того как мы расстанемся.

– Охотно. Хотя, на мой взгляд, Бог давно уже перестал слушать мои молитвы.

Странно было ночевать в одной палатке с Дириком. Он вовсю храпел, мешая мне спать. На следующее утро мы снова были в седле, и к потертостям на ногах у меня добавилась мучительная боль в спине. Начинался последний день нашего путешествия. Лицо Угрюма заметно опухло после вчерашней пьянки. Когда он занял свое место в строю, многие из солдат бросали неодобрительные взгляды в его сторону – надо думать, потому, что он позволил себе показать людям свой страх. Снодин, напротив, выглядел не хуже, чем обычно, – признак истинного пьяницы.

Мы выступили в путь. Топот марширующих ног, грохот телег за спиной, неизменное облако пыли, окутывавшее нас, сделались уже повседневной привычкой. Но это действительно был последний день пути: солдатам предстояло дойти до Портсмута, а нам, по словам Дирика, осталось проехать всего несколько миль до деревни Хорндин, после чего свернуть на Хойленд.

День опять выдался душным и жарким. Почти все утро солдаты пели вульгарные версии придворных любовных песен, оснащая их таким количеством непристойностей, что я не мог не улыбнуться. Мы вновь въехали в лесной край, чередовавшийся с низинами, лугами и редкими деревнями, жители которых шли в церковь на воскресную службу. Из уважения к ним солдаты умолкли.

Потом, мили через две, дорога сузилась, зажатая между двумя высокими поросшими лесом откосами, и мы наткнулись на громадную телегу, потерявшую колесо и опрокинувшуюся, перегородив дорогу от края и до края. На ней везли большую железную пушку пятнадцати футов длиной, выскочившую из-под удерживавших ее толстых канатов и лежавшую теперь на дороге. Четверо везших телегу рослых коней паслись тут же на обочине. Возчик уговорил солдат помочь ему починить повозку: пушка ехала в Портсмут из Сассекса по дороге, хотя, по мнению возницы, ее следовало переправлять морем.

Пока несколько человек поднимали пустую телегу и надевали на ось запасное колесо, остальные солдаты расселись, устроившись в низу узкой ложбины. Дирик сперва расхаживал взад и вперед в обществе Фиверйира, рассматривая при этом лес, а потом подошел к нам с Бараком.

– Не разрешите ли сесть рядом с вами? – попросил он и, едва сев, махнул рукой в перчатке в сторону деревьев: – Эта земля, как и владения мастера Хоббея, является частью древнего Бирского леса. Вы знаете его историю?

– Только то, что издревле, еще с норманнских времен он принадлежал королям, – вспомнил я.

– Отлично, брат. Но пользовались им мало: сменявшие друг друга короли предпочитали Новый лес. С течением лет Бирский лес понемногу съеживался, поселенцы, согласно любимому вами сквоттерскому праву, ставили здесь дома, хутора превращались в деревни, а короли друг за другом продавали их или жертвовали церкви – как было с поместьем приората Хойленд. Такой лес здесь тянется на мили и мили.

Я посмотрел на заросли перед нами. Деревья, огромные дубы и вязы, казались очень старыми, а зеленый подлесок поднимался под ними непроходимой стеной. Невзирая на дни жаркой погоды, от леса исходил запах сырой земли.

От телеги донесся новый треск: заново поставленное колесо отскочило, как только солдаты выпустили его, и повозка снова завалилась на бок. Дирик поднялся и простонал:

– Мы пробудем здесь весь день! Пойдем, Фиверйир, поможешь мне подтянуть сбрую моей лошади.

Он пошел прочь, и поднявшийся Сэм поспешил следом за ним.

– Не хочет, чтобы его молодой клерк выдал нам какие-нибудь секреты, – пренебрежительно промолвил Барак. – Зря боится. Фиверйир предан ему, как пес.

– Ты сумел познакомиться с ним получше?

– Он готов говорить только о собственном спасении, о мире, во зле лежащем, и о том, какой растратой драгоценного времени его мастера является это путешествие.

Мы оба посмотрели на Карсвелла, приближавшегося к нам с серьезным выражением на лице. Он поклонился: