Камо грядеши (пер. В. Ахрамович)

Они шли вдоль Виминала к старым Виминальским воротам, около плоскогорья, на котором впоследствии Диоклетиан построил роскошные бани. Они миновали развалины стен Сервия Туллия и по пустынным местам прошли к Номентанской дороге, откуда, свернув налево, пошли к Сахарийской дороге, среди холмов, где было много песчаных ям и кое-где кладбища. Стало совсем темно, луна еше не всходила, и трудно было бы найти дорогу, если бы ее не указывали, как и предвидел Хилон, сами христиане. Направо, налево и впереди виднелись темные фигуры, поспешавшие к песчаным ямам. Некоторые из них несли фонарики, прикрывая их, насколько возможно, плащами, иные, лучше знавшие дорогу, шли в темноте. Зоркие солдатские глаза Виниция сразу по движениям отличали молодых мужчин от старцев, тащившихся, опираясь на палки, и от женщин, закутанных в длинные столы. Редкие прохожие и окрестные жители, уезжающие из города, принимали их, по-видимому, за рабочих, спешивших в аренарии [40], или за похоронные братства, члены которых устраивали иногда ночные бдения на кладбищах. По мере того как молодой патриций и его спутники подвигались вперед, вокруг было все больше и больше фонариков и увеличивалось число людей. Некоторые из них тихими голосами пели какие-то песни, показавшиеся Виницию очень печальными. Иногда ухо его ловило отдельные слова и выражения вроде: "Восстань, спящий" или "Воскрес из мертвых", причем имя Христа повторяли уста и женщин и мужчин. Но Виниций мало обращал внимания на слова, потому что ему казалось, что среди этих темных фигур должна быть и его Лигия. Некоторые, проходя близко, говорили: "Мир вам" или "Слава Христу", и Виницием овладевала тревога, сердце билось чаще, ему казалось, что он слышит голос Лигии. Подобные фигуры и движения проходивших все время обманывали его в темноте, и лишь после того, как несколько раз убедился в своей ошибке, он перестал доверять глазам.

Дорога показалась ему очень длинной. Он хорошо знал окрестные места, но в темноте ничего не было видно. Каждую минуту перед ними возникали какие-то узкие проходы, части развалившейся стены, какие-то постройки, которых он не помнил. Наконец из-за нагроможденных облаков показался край луны и осветил местность лучше, чем то делали тусклые фонари. Что-то вдали засветилось, словно пламя факела или небольшого костра. Виниций наклонился к Хилону и спросил, не это ли Острианум.

— Не знаю, господин, — ответил Хилон. И ночной мрак, и удаленность места, и эти фигуры, похожие на привидения, — все это, по-видимому, производило на него удручающее впечатление. В голосе его звучала неуверенность. — Не знаю, я никогда там не был. Но славить своего Христа они могли бы и где-нибудь поближе к городу.

Чувствуя потребность в разговоре, с целью несколько ободрить себя, он, помолчав, сказал:

— Собираются, как убийцы, а ведь им запрещено убивать; но, может быть, меня этот негодный лигиец обманул?

Виниций, мысли которого все время были заняты Лигией, также удивился таинственности и осторожности, с какой ее единоверцы собираются на поучение их самого большого священника. Поэтому он сказал:

— Как все религии, и эта имеет среди нас своих сторонников. Но христиане — еврейская секта. Зачем же они собираются здесь, раз за Тибром стоят большие еврейские храмы, в которых евреи приносят жертвы среди белого дня?

— Нет, господин. Евреи — их заклятые враги. Мне говорили, что в правление предыдущего цезаря между христианами и евреями едва не вспыхнула война. Цезарю Клавдию так наскучили их раздоры, что он выгнал всех евреев, но теперь этот эдикт отменен. Христиане прячутся от евреев и от населения, которое, как известно, приписывает им всевозможные преступления и ненавидит их.

Некоторое время шли молча, потом Хилон, страх которого возрастал по мере удаления от городских ворот, сказал:

— Возвращаясь от Еврикия, я взял у одного цирюльника парик, а в нос себе я запихал две горошины. Меня не должны узнать. Но если и узнают, то не убьют. Это не плохие люди! Это даже честные люди, которых я люблю и ценю.

— Не пытайся задобрить их слишком рано своими похвалами, — ответил Виниций.

Они вошли в узкий проход между двух высоких насыпей, над которыми в одном месте проходил водопровод. Луна между тем вышла из-за облаков, и в конце оврага они увидели стену, увитую серебрящимся под луной густым плющом.

Это и был Острианум.

У Виниция сильно стучало сердце.