— Так ты платишь за дружбу, которую я питал к тебе?
— Если я ошибся, — ответил Петроний, — ты мне докажи это. Но знай, что все сказанное мною сказано из любви к тебе.
— Покарай наглеца! — кричал Вителий.
— Покарай! — поддержало несколько голосов.
В атриуме поднялся шум и движение, присутствующие старались подальше держаться от Петрония. Отошли даже Туллий Сенеций, его постоянный товарищ при дворе, и молодой Нерва, до сих пор очень друживший с ним. Петроний остался один с левой стороны атриума и с улыбкой на лице, разглаживая складки своей тоги, ждал, что скажет и предпримет цезарь.
Цезарь сказал:
— Хотите, чтобы я наказал его, но ведь он мой друг и товарищ, поэтому, хотя он и ранил мне сердце, пусть знает, что это сердце несет для друзей… прощение.
"Проиграл и погиб", — подумал Петроний. Цезарь встал, совещание было окончено.
VII
Петроний отправился домой. Нерон с Тигеллином перешли в атриум Поппеи, где их ждали люди, с которыми перед этим говорил префект.
Там было два "рабби" из-за Тибра, одетых в длинные торжественные одежды, с митрами на голове, с ними их молодой помощник и Хилон. Увидев цезаря, еврейские священники побледнели от волнения и, подняв руки, низко склонили головы.
— Привет тебе, владыка владык и царь царей, — сказал старший, — привет тебе, властитель мира, защитник избранного народа и цезарь, лев среди людей, которого царствование подобно солнечному сиянию и кедру ливанскому, источнику, пальме и бальзаму иерихонскому!
— Вы не почитаете меня богом? — спросил цезарь.
Священники побледнели еще сильнее; заговорил снова старший:
— Слово твое, государь, сладостно, как плод фигового дерева и как гроздь винограда; ибо Иегова исполнит сердце твое добротой. Но предшественник твой, цезарь Кай, был жестоким владыкой, и все-таки представители наши не называли его богом, предпочитая смерть нарушению и оскорблению закона.
— И Калигула велел их бросить львам на растерзание?
— Нет, государь. Цезарь Кай убоялся гнева Иеговы.
Они подняли головы — имя Бога придало им смелости. Веря в силу его, они прямо смотрели в глаза Нерону.
— Вы обвиняете христиан в сожжении Рима?
— Мы обвиняем их, государь, в том, что они враги Закона, враги рода человеческого, враги Рима и твои и что давно они грозят миру и городу огнем. Остальное скажет тебе вот этот человек, уста которого не осквернятся ложью, ибо в крови его матери текла кровь избранного народа.
Нерон обратился к Хилону:
— Кто ты?
— Твой почитатель, Озирис, и притом нищий стоик…
— Ненавижу стоиков, — сказал Нерон, — ненавижу Трасея, Музония и Корнута. Мне отвратительны их речи, их презрение к науке, их добровольная нищета и грязь.
— О, государь, твой учитель Сенека обладает громадным богатством, но стоит тебе захотеть, и я буду богаче во сто крат. Я — стоик по необходимости. Одень, о лучезарный, мой стоицизм в венок из роз и поставь перед ним кувшин вина, и он будет петь Анакреона так, что заглушит всех эпикурейцев.
Нерон, которому пришелся по вкусу титул "лучезарный", улыбнулся и сказал:
— Ты мне нравишься!
— Этот человек стоит столько золота, сколько он весит сам! — воскликнул Тигеллин.
Хилон ответил:
— Дополни, господин, мой вес твоею щедростью, иначе ветер унесет плату.
— Действительно, ты не сравнишься по весу с Вителием, — заметил цезарь.
— О, сребролукий, мое остроумие не из олова.
— Вижу, что Закон не запрещает тебе называть меня богом.
— О бессмертный! Мой закон — в тебе: христиане оскорбили этот закон, и потому я возненавидел их.
— Что ты знаешь о христианах?
— Позволишь мне заплакать, божественный?
— Нет, — ответил Нерон, — это скучно.
— И ты трижды прав, потому что глаза, увидевшие тебя, должны навсегда лишиться возможности проливать слезы. О государь, защити меня от моих врагов.
— Говори о христианах, — сказала Поппея с оттенком нетерпения.
— Будет так, как ты велишь, о Изида! — ответил Хилон. — В юности я посвятил себя философии и искал правды. Искал я ее у старых божественных мудрецов, в афинской академии, в Александрии. Услышав о христианах, я подумал, что это какая-то новая школа, в которой я смогу найти несколько зерен истины, и я познакомился с христианами, к своему великому горю! Первым христианином, с которым меня столкнула судьба, был некий Главк, лекарь из Неаполя. От него я узнал, что они поклоняются какому-то Христу, который обещал им истребить всех людей и уничтожить все города земли, оставив их невредимыми, если они помогут ему истребить сынов Девкалиона. Поэтому, государь, они ненавидят людей, отравляют колодцы, на своих собраниях проклинают Рим и все его храмы, в которых приносятся жертвы нашим богам. Христос был распят на кресте, но он обещал им, что придет еще раз на землю, когда будет сожжен Рим, и отдаст им власть над миром.
— Теперь народ поймет, почему был сожжен Рим, — прервал Тигеллин.