Камо грядеши (пер. В. Ахрамович)

Вернулась прекрасная погода. Амфитеатр с утра до поздней ночи наполнялся многотысячной толпой. Цезарь с весталками и двором являлся в цирк утром. Зрелище должно было начаться борьбой христиан друг с другом, для чего они были одеты гладиаторами и вооружены тем оружием, каким обычно пользовались на цирковых состязаниях. Но случилось непредвиденное обстоятельство. Христиане побросали на песок свои трезубцы, сети, мечи и копья, стали обниматься друг с другом и ободрять себя перед мучениями и смертью. Народ был глубоко возмущен. Одни обвиняли христиан в малодушии и трусости, другие утверждали, что они нарочно не хотят сражаться из ненависти к народу и чтобы лишить его радости, которую он испытывает при виде мужественной борьбы. Наконец по приказанию цезаря на них были выпущены настоящие гладиаторы, которые в одну минуту перебили безоружных христиан.

Когда трупы были убраны, зрелище продолжалось, но это была не борьба, а ряд мифологических картин, поставленных по замыслу цезаря.

Был показан Геркулес, охваченный пламенем на вершине Эты. Виниций затрепетал при мысли, что роль Геркулеса отдана Урсу, но, по-видимому, до того еще не дошла очередь, и на костре погиб незнакомый Виницию христианин. Зато в следующей картине Хилон, которого цезарь не хотел освободить от обязанности присутствовать на играх, увидел знакомых людей.

Картина представляла смерть Дедала и Икара. В роли Дедала выступал Еврикий, тот старец, который в свое время объяснил Хилону знак рыбы, а в роли Икара — его сын, Кварт. Обоих подняли с помощью особых машин на значительную высоту, а потом вдруг сбросили на арену, причем молодой Кварт Упал так близко от ложи цезаря, что обрызгал кровью отделку ее и даже пурпур, которым был покрыт барьер. Хилон не видел падения — он закрыл глаза и лишь слышал глухой стук упавшего тела. Но когда он увидел кровь так близко от места, на котором сидел, то едва не упал снова в обморок.

Но картины быстро сменяли одна другую. Позорная гибель девушек, которых настигали одетые в козлиные шкуры гладиаторы, потешала толпу. Были показаны жрицы Кибелы и Цереры, были показаны Данаиды, Дирцея и Пасифая, и девушки, которых разрывали дикие лошади. Народ рукоплескал выдумке цезаря, который был доволен и счастлив и не отнимал от глаз изумруда, с наслаждением взирая на белые тела и на предсмертные судороги своих жертв. Потом были показаны картины из прошлого: Муций Сцевола, рука которого, прикрепленная к треножнику, на котором пылал огонь, наполнила запахом горящего тела амфитеатр. Но христианин, как подлинный Сцевола, стоял без стона, с глазами, поднятыми к небу, и шептал почерневшими губами молитву. Когда его добили и тело уволокли с арены, наступил обычный полуденный перерыв. Цезарь с весталками и августианцами покинул ложу и перешел в великолепный красный шатер, где был приготовлен для него и для гостей изысканный завтрак. Толпа последовала его примеру и живописными группами расположилась вокруг шатра, чтобы расправить усталые от долгого сидения члены и подкрепиться угощением, которое щедрый цезарь велел дать народу. Более любопытные сошли во время перерыва на арену и, ступая по мокрому от крови песку, толковали о виденном только что и о том, что предстояло увидеть. Скоро и они ушли, чтобы не опоздать к угощению; остались те, которых привлекало сюда не любопытство, а сочувствие к новым жертвам.

Они теснились в проходах или на местах, близких к арене, на которой теперь стали рыть ямы полукругом через всю арену, так что крайняя яма была всего в нескольких шагах от ложи цезаря. Снаружи цирка долетал сюда шум, говор, рукоплескания, а здесь поспешно приготовляли какие-то новые мучения.

Но вот раскрылись ворота, и на арену стали выгонять толпу голых христиан, которые тащили на себе деревянные кресты. Скоро они заполнили всю арену. Здесь были старики, согбенные под тяжелой ношей, а рядом с ними молодые люди, женщины с распушенными волосами, которыми они старались прикрыть свою наготу, юноши, девушки и совсем малые дети. Кресты, как и жертвы, по большей части были увенчаны цветами. Стегая несчастных плетьми, их заставили класть кресты около приготовленных ям и встать около них. Так должны были погибнуть те, кто уцелел в первый день игр и кого не успели вывести на растерзание диким зверям. Теперь их хватали черные рабы и клали навзничь на бревна, а потом быстро стали прибивать их руки гвоздями к перекладинам. Народ, вернувшись в цирк после завтрака, должен был увидеть уже поставленные кресты. По амфитеатру теперь раздавался стук молотков. Этот стук долетал даже до шатра, в котором цезарь угощал весталок и своих друзей. Там пили вино, шутили над Хилоном и шептали бесстыдные слова жрицам Весты, а на арене кипела работа: гвозди пробивали руки и ноги христиан, стучали лопаты, засыпавшие ямы с поставленными в них крестами.