Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме

Последняя надежда – второй отсек – офицерская кают-компания размером с купе поезда. Но под рёв вытяжного вентилятора на двух ярусах там уже корчатся четверо господ офицеров. Свободным остаётся стоящий посередине стол – полметра на полтора. И в чём был – в канадке, шапке-ушанке, в валенках (в отсеке холодно – та самая аэродинамическая труба) – заползаешь на это ложе и выключаешься, не успев коснуться головой его твёрдой поверхности.

– Но что за ерунда? Почему свет? Какой гад толкает в спину – я же только лёг! А? Что? Уже семь утра? Пора накрывать на стол?

В глаза бьёт яркий операционный свет (стол кают-компании при необходимости становится и операционным). Ожидая, когда освободится место, с тарелками в руках стоит матрос-вестовой. Очередное утро подводника… Позади неприкаянная ночь, впереди – насыщенный день – морская романтика… мать её!

7

Неравный бой, или Воспитательные манёвры

Новый день не заставил себя долго ждать. Я ещё не успел освободить стол, на котором провёл ночь, как вдруг ожил динамик корабельной трансляции и хрипло разразился прямо в ухо:

– Команде вставать, произвести малую приборку!

Ну что ж, надо идти поднимать стадо… Покорный судьбе, я встаю. Вестовой тут же застилает стол скатертью и начинает выставлять посуду. Натыкаясь спросонья на переборки и механизмы, пробираюсь в свой седьмой отсек, командиром которого по боевому расписанию и являюсь. Темно. Со всех сторон слышится сладкое посапывание моряков, забивших, по своему обыкновению, на всё: на корабельный распорядок, на прозвучавшую команду и на вредного лейтенанта, почти их ровесника. Конечно, можно понять и их: в отсеке холод собачий, нос из-под одеяла страшно высунуть, а тут ещё тревоги, тренировки, приборки – кому это надо? Уж точно не им. Но так уж на флоте повелось, что матросу никогда ничего не надо, и заставить его что-либо сделать, хотя бы даже за собой убрать, – почётная обязанность офицера.

Сухой щелчок рубильника – глаза щурятся от яркого света. Раздаются недовольные голоса с пожеланием оторвать кому-то руки. Начинается вялое шевеление. С кроватей, в три яруса развешенных вдоль отсека, в узкий проход нехотя сползают те, кого бедные американцы тогда считали «советской военной угрозой». Дембеля и годки продолжают нежиться, вылёживая положенные им по сроку службы лишние 10 минут. Несколько энергичных фраз с элементами ненормативной лексики, несколько резких движений – и койки уже пусты. Остаётся разогнать по отсекам всех лишних – и можно немного расслабиться, пока шестеро оставшихся своих изображают «малую приборку».

Но не всегда это было так просто – обуздать свору забуревших годков, желающих жить по своим законам. Если не поставить себя сразу, тут же будешь осёдлан. Человеческая натура такова, что постоянно ищет, где лучше. Зачастую за счёт других. Эти поиски не прекращаются и в суровых условиях воинского коллектива. На корабле всегда дел невпроворот, но диалектика такова, что матросу всегда интересней водку пить или на боку лежать, чем что-нибудь делать. Задача начальника в этом конфликте интересов заключается в том, чтобы никогда не страдало дело. Соблюсти баланс не просто, а часто и невозможно, поэтому порой случается всякое. Вот и со мной на заре туманной юности произошла история…

Я, ещё розовощёкий молодой лейтенант, пороха и крови не нюхавший, заступаю дежурным по кораблю. Неделю назад был переведён из другого экипажа, поэтому матросов ещё даже по лицам плохо различаю. На борту, кроме меня, семеро вахтенных и пятеро мотористов, оставленных механиком для устранения какой-то неисправности. Остальной личный состав, как и положено, при стоянке в базе, отдыхает в казарме на берегу. Обязанность дежурного в этой ситуации проста, но предельно ответственна – не дать стоящей у пирса подводной лодке утонуть или, не дай бог, сгореть. Это достигается регулярными обходами по всем отсекам с производством замеров, проверок и внесением в вахтенный журнал соответствующих записей. А чтобы бойцы не расслаблялись и были всегда начеку, необходимо ещё сыграть пару учебных тревог по борьбе за живучесть, желательно под утро, когда сон покрепче.