Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме

Ради чего это делается? Не с целью же заготовки для нужд фармацевтической промышленности выработанного моряками адреналина? Конечно нет, хотя добра этого там хватает и становится порой жалко, что пропадает оно почём зря. Цель тут одна – проста до примитива и прагматична до скаредности. Во-первых, чтобы убедиться, что и там, в условиях экстремального забортного давления, все системы и механизмы подводного корабля работают нормально. Прагматизм же заключается в том, что если что-то и лопнет, отвалится или просто сломается, не выдержав испытания на прочность, то починить всё можно будет в специализированном заводе, который находится тут же, буквально за углом. Если же скрытый дефект не обнаружится и поломка произойдёт в океане, за много тысяч миль от базы, то все ремонты обойдутся неизмеримо дороже (если, конечно, будет ещё что ремонтировать!).

Между тем стрелка глубиномера продолжает скольжение по бледно-фосфорному полю циферблата. К привычным звукам за бортом постепенно прибавляются новые. На глубине сто сорок метров корпус обжался и время от времени начал явственно потрескивать. Нитка, предварительно туго натянутая от борта к борту, дала слабину и немного провисла посередине. Кое-где вода в ёмкости уже не капает, а, журча, стекает вполне ощутимыми струями. Что поделаешь, кораблю почти тридцать лет, капитального ремонта не было давно, скорее всего – никогда, а текущие и различные внеплановые – это обычное латание дыр!

– Глубина – сто пятьдесят! – под мелодичные звуки капели следует очередной доклад в центральный пост.

Прохрипев обычное:

– Есть седьмой! – центральный с сухим щелчком отключается, и в отсеке вновь восстанавливается журчащая тишина.

Прислонившись ухом к ледяной трубе торпедного аппарата, я пытаюсь услышать звуки моря за бортом. Фоновый шум со временем изменился. Куда-то пропали сухие потрескивания креветок. Может быть, на такой глубине они уже не водятся?

Вдруг гулкую тишину отсека пронзает резкий, холодящий внутренности металлический скрежет, как будто в напряжённых связях железных конструкций за бортом что-то не выдержало огромной нагрузки и, получив долгожданную свободу, хлёстко лопнуло или от чего-то оторвалось.

– Бр-ррр… – Дрожь, пронизывающая и неприятная, сродни той, которая возникает при резке тупым ножом пенопласта или от трения куском железа по стеклу, заставляет непроизвольно содрогнуться и податься с места. Вовремя взяв себя в руки, чтобы сгрудившиеся вокруг матросы не заподозрили признаков замешательства у своего командира, я не спеша встаю, обхожу отсек и, склонившись к «Каштану»1, спокойным, совершенно бесстрастным голосом (чего это мне стоило!) произвожу необходимый в таких случаях доклад:

– Центральный! Резкий металлический звук по правому борту в районе ЦГБ2 номер девять, выше ватерлинии… отсек осмотрен, замечаний нет… глубина сто семьдесят метров…

С чувством облегчения от осознания выполненного долга и от того, что дальше с этой ситуацией предстоит разбираться не мне, я вновь усаживаюсь в кресло с видом на глубиномер и с надеждой смотрю на эбонитовую коробку «Каштана». Я совершенно уверен, что после такого происшествия последует команда на всплытие.

Но нет. Весьма похоже, что, несмотря на эффектный шум и душещипательный антураж, данное событие в центральном посту никого особо не встревожило. Как я потом узнал, такое часто случается при погружении на старых лодках. Это отрываются плохо приваренные или проржавевшие листы лёгкого корпуса или крепления, которыми он жестко связан с прочным корпусом, не выдерживающие нагрузок при обжиме. Но погружение на всякий случай приостановлено, по трансляции раздаётся обычная для подобных случаев команда «осмотреться в отсеках», и после приёма докладов о том, что везде всё нормально, сползание в бездну продолжается.

Глубина сто восемьдесят… сто девяносто… двести!.. Наша цель – двести пятьдесят метров! Это рабочая глубина подводных лодок нашего типа, предельная двести восемьдесят, но на такую глубину старые лодки посылать уже не рискуют.

В перерывах между осмотрами корпуса и докладами в центральный пост мы успели посвятить в подводники двух карасей, прибывших в экипаж пару недель назад. Это их первое погружение, и надо же, как повезло – сразу на предельную глубину! Счастливчики! По заведённой традиции, новобранцам пришлось выпить по полному плафону вкуснейшей забортной воды, нацеженной из самых девственных глубин солёного Японского моря. Сейчас новоявленные подводники сидят бледные, икают и из последних сил борются с приступами подступающей рвоты. А что делать? Незыблемые флотские традиции! Все через это проходили, и никто ещё не умер.

В трюме переливается накопившаяся вода. Надо бы откачать, да поздно. Помпа может справиться с забортным давлением только до ста метров, а уже за двести! Немного осталось! Напряжение предельное, кажется, сейчас что-то оборвётся в натянутых связях внутри организма или звонко лопнет какая-нибудь ненадёжная пружинка.