Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме

Надо ли говорить, что после этого случая все мои распоряжения выполнялись, как и записано в уставе, «беспрекословно, точно и в срок».

8 О дедовщине и не только

В конце восьмидесятых стало модным ругать последними словами офицеров и армию в целом. Гнилая столичная интеллигенция в очередной раз затеяла крестовый поход против своей страны. Как всегда в этом случае, объектами их нападок стали самые важные для сохранения государственности институты: армия и спецслужбы, которые хоть и считались структурами силовыми, но оказались совершенно бессильными перед подлым предательством изнутри. Продажные журналюги, отрабатывая свои тридцать серебряников, с особым прилежанием принялись за дискредитацию всего и вся.

Результата их разрушительной деятельности долго ждать не пришлось. Однажды, всего лишь на третий год перестройки, какая-то сумасшедшая тётка ни с того ни с сего накинулась на меня в автобусе, обозвала дармоедом и во всеуслышание объявила, что именно такие, как я, развели в армии дедовщину, издеваются над их сыновьями, ничего не делают и объедают государство. Незаслуженное обвинение всегда обидно, но самым неприятным здесь было то, что глупую тётку живо поддержала большая часть пассажиров автобуса. После этого случая я перестал появляться в общественных местах в форме.

Процесс, как говорится, пошел, и очень скоро всё перевернулось с ног на голову. Никому невозможно было что-то объяснить, как-то обелиться. Известные слова Наполеона о том, что народ, не желающий кормить свою армию, скоро будет кормить чужую, вызывали в лучшем случае снисходительную улыбку. Преобладало мнение, что наступила эра всеобщего братства, внешних врагов у нас нет и никогда уже не будет, слова Наполеона безнадёжно устарели и, следовательно, не про нас. Вместе с тем с небывалым энтузиазмом передовая часть общества кинулась на поиски врагов внутренних. Долго искать не пришлось. Скинули с постамента железного Феликса, подставили в Тбилиси и в Вильнюсе своих солдат. А тут ещё про неуставные отношения в полный голос возопили все кому не лень. Очень скоро у большинства населения страны сложилось стойкое представление о том, что кроме дедовщины в армии ничем больше не занимаются и что именно офицеры насаждают в воинских коллективах это позорное явление. О том, что это бред, знали все, кто служил, но их мнение никого уже не интересовало.

Я ни в коем случае не хочу сказать, что проблемы не существовало совсем. Была, и ещё какая! Появившись в начале семидесятых, когда в армию стали призывать кого попало, в том числе судимых, дедовщина пышно расцвела с началом перестройки. Уголовные понятия, которым при офицерах-фронтовиках не было места в казармах и матросских кубриках, постепенно проникли и сюда. Сложилась неформальная иерархия, согласно которой матрос, отслуживший меньше года, именуемый «карась», обязан был выполнять все распоряжения старослужащих независимо от их званий и должностей. Годки и дембеля, отслужившие, соответственно, больше двух и двух с половиной лет, уже не драили гальюны, не занимались приборками и другими грязными работами, предоставляя это почётное право карасям.

Хочу сказать, что, являясь ярым противником дедовщины, я, однако, усматриваю здесь некоторый элемент справедливости, потому как считаю, что глупо отвлекать на уборку гальюна классного специалиста, имеющего богатый опыт и обширные знания, в то время как есть масса молодых, неподготовленных матросов, которым кроме гальюна пока и доверить-то нечего. Но одно дело, когда грамотный и требовательный старшина даст оплеуху сачкующему лентяю, и другое, когда какое-то закомплексованное чмо, униженное и обиженное в прошлом и потому затаившее злобу на весь белый свет, начинает тиранить безответных карасей, уверившись, что имеет на это полное право. Отсюда становится ясно, кто же, собственно, издевался над молодыми матросами и солдатами.

Кто они — эти абстрактные «деды» и «годки»? Может быть, это какие-то кровожадные монстры из голливудских кинокошмаров? Нет, это те же самые «духи» и «караси», отслужившие год-полтора и дождавшиеся наконец-то своего звёздного часа. Это те же самые сыновья заплаканных мамочек, в первый год распускающие сопли, жалующиеся, что их обижают, на второй год сами становящиеся садистами. Кто виноват в том, что в звериной натуре человека сидит потребность гнобить слабого, унижать безответного?

Подавляющее большинство молодых матросов безропотно принимало такое положение вещей. Они работали, терпели, переносили все унижения и побои, ожидая своего звёздного часа, а через полтора-два года сами становились притеснителями, а порой и жестокими истязателями молодого пополнения. Офицеры с разной степени успешностью боролись с этой ущербной системой, но гидра дедовщины оказалась весьма живучей. Зло процветало и крепло, а с началом перестройки приняло совсем уж угрожающие формы.