Камрань, или Последний "Фокстрот"

В дверях уже топчется старпом, в глазах – немой вопрос и искреннее недоумение: все прежние «тревоги» были, как и положено на флоте, «неожиданными», о них за неделю знали все – от водителя комбриговского УАЗика до жены начальника продсклада базы мичмана Прушкина – и к ним готовились. Прушкин, например, в такие дни старался утащить домой по максимуму, чтоб, если враги вдруг захватят базу, им меньше досталось. А тут вот – непонятно что!

Из штаба прибежал запыхавшийся рассыльный, с таинственным видом вручил под роспись пакет с солидной красной полосой наискосок и, не пояснив ничего, тут же скрылся. В подобной форме передачи распоряжений тоже было что-то новенькое. В пакете – приказ: экстренно готовить корабль к «бою и походу» и в шесть ноль-ноль сниматься со швартовых. По прибытии в точку погружения вскрыть другой пакет, за номером 7Ф, хранящийся на корабле у командира в сейфе под кроватью. О том, что это могло означать, даже думать не хотелось...

– Серьёзно всё… однако… – командир хмурится, ещё раз перечитывает приказ и тянется к трубке телефонного аппарата. Но связи нет, телефон молчит, не издавая даже обычных гудков. Странно…

– Что произошло? Не в курсе? Новости вчера смотрел? – командир с надеждой глядит на старпома. Тот пожимает плечами и, наморщив лоб, начинает припоминать, о чём вчера говорили в программе «Время»:

– Прибалты хотят выйти из СССР, уже какие-то декларации о суверенитете понапринимали. Азеры с армянами опять режут друг друга в Нагорном Карабахе. Горбачёв в Америке снова каялся и ещё какую-то мирную инициативу предложил – Нобелевскую премию, видимо, уже конкретно пообещали... В общем, «процесс идёт»...

– И это всё? – командир разочарованно смотрит на старпома.

– Ну… Ельцин вышел из КПСС… – морщит лоб и припоминает тот из последних сил. – И с ним ещё два… или три… миллиона членов… в смысле… партии.

– Надо же, какие смелые люди! Ничего ведь, бл@дь, не боятся! На амбразуру прям… – восхищается героями командир. – Вот она – честь и совесть нашей эпохи!

Плюёт в сердцах. И вновь с надеждой:

– Ну, Сергей Горыныч… тьфу ты, Гариевич! И что… никакого обострения… международной обстановки? Никто никого не взорвал, не потопил, не сбил? Не захватил заложников? И даже просто никого не пристрелил?

Старпом беспомощно разводит руками, но при этом делает такое решительное и волевое лицо, что становится ясно: хоть и виноват, но готов исправить – взорвать, потопить, пристрелить…

– А это почему тогда? – командир словно не замечает рвения, выраженного на лице подчинённого, и кивает на окно, откуда ещё доносится надсадный вой. – А это знаешь, что означает? – трясёт он перед носом старпома злополучным пакетом с красной полосой.

Старпом знает… Проходили… Он с опаской глядит на пакет, судорожно сглатывает слюну и незаметно, где-то в районе пупка, крестится.

Но командиру уже не до сантиментов, взгляд его холоден и решителен:

– Экипаж на борт! Быстро! Начинай приготовление! Я в штаб, – и, давая понять, что разговор окончен, зарывается с головой в открытом сейфе, торопливо доставая и складывая в портфель личные вещи и документы. Через мгновение из-за двери доносится звериный рёв старпома, ленивое шарканье ног перерастает в частый топот, и не более чем через десять минут экипаж рысцой бежит по тёмным улочкам городка на подводную лодку.

Прихватив тревожный чемоданчик, командир последним покидает казарму. Проходя по коридору, заглядывает в спешно оставленные каюты и кубрики, глядит на непривычный раздрай, на брошенные в суете вещи. И как-то неспокойно становится у него на душе...

До штаба пара минут ходу. Наконец-то умолкла сирена, но в ушах ещё звучит её пронзительный тревожный вой. Людей на территории базы уже нет – тревога разогнала всех по местам. Группа морпехов из роты охраны в полной боевой выкладке, бряцая оружием, пробегает мимо. Командир сторонится, пропускает и печально смотрит им вслед. Он пытается припомнить, когда в последний раз происходило нечто подобное – за двадцать лет подводной службы вспоминаются лишь два случая. Первый – когда в феврале семьдесят девятого года китайцы напали на Вьетнам. Тогда прямо с автономки его лодку завернули на юг и месяц держали на входе в Тонкинский залив в полной боевой готовности. Второй раз – когда в восемьдесят третьем был сбит южно-корейский «Боинг». Тогда тоже, ничего не объясняя, среди ночи выгнали лодку из базы, и уже в море пришёл приказ следовать на перехват авианосно-ударной группы. И тоже был пакет с красной полосой наискосок... Вспомнилось, как своими руками с минёром и замполитом снимал шифр-замки с боевых клапанов третьего и четвёртого торпедных аппаратов, как делал запись в вахтенном журнале о разблокировке ядерного боеприпаса, как двое суток в ожидании роковой команды стояли наизготовку. Тогда не думал, не осознавал, лишь потом стало доходить, как всё было серьёзно. Тогда обошлось... И вот опять!