Камрань, или Последний "Фокстрот"

– Да! – воскликнула Верочка решительно. И тщательно подбирая умные слова, затараторила: – Почему вы всё сводите только к тому, что мы Западу интересны лишь экономически – обобрать нас, обмануть и больше ничего? А наша культура, искусство, наука? Мы семьдесят лет были отгорожены железным занавесом и сейчас вливаемся в мировое сообщество. Начинается процесс культурного обмена и взаимного обогащения. Да они только одному этому рады! Они же нам сами готовы помогать. Гуманитарную помощь отправляют целыми пароходами! Сами, получается, такие расходы несут! А вы говорите, что им от нас чего-то надо…

Борисыч обернулся и посмотрел на Верочку с нескрываемым интересом. Такой спич был более уместен где-нибудь на высокой трибуне, но не в пьяной компании от молоденькой девушки. Тем не менее все находящиеся за столом закивали и одобряюще загалдели.

– Ну вот, опять туда же! О гуманитарке заговорили… Да как вы не понимаете, что гуманитарная помощь – это первый шаг к колонизации! – не унимался Борисыч. – У них это всё давно уже отработано: завезти дармового товара, отучить людей работать, развалить их собственное производство, а потом зайти на рынок и стать монополистами! И продавать всё втридорога. Да и культура наша им не нужна, у них своя есть – массовая. Они её всему миру уже навязали и нам навязывают, и вполне успешно…

Компания к этому моменту достигла уже того градуса, когда начинают говорить все одновременно, плохо друг друга слышат, когда без разницы, о чём говорить, когда важен сам процесс. Замечание Борисыча поэтому осталось без внимания. Из общего гула выпадали восторженные возгласы:

– Блок японской жвачки – полтора доллара, у нас – пятьдесят рублей!

– Двухкассетник классный – за сотню взял! Блок кассет – по два! У нас одна двадцать пять рублей стоит! Двухкассетник – меньше пятисот и не подходи!

– А я это колечко с брюликом за сто двадцать купила! У нас – целое состояние!

– …идем себе спокойно, никого не трогаем, подходит мужик белый. «Вы русские?» – спрашивает. Как определил? «На лице написано», – отвечает. «Вы, – говорит, – пришибленные какие-то». Пять лет как там живет. С цирком на гастроли приехал и остался. Ни дня ещё не работал, семьсот долларов пособия каждый месяц получает. Я за год столько не зарабатываю!

Обмен впечатлениями продолжался довольно долго. Каждый считал своим долгом очернить советскую действительность, возвеличив продвинутые страны Запада. Порой казалось, что собравшиеся находили в этом процессе великое удовольствие сродни сексуальному, некоторые впадали прямо в экстаз. Смакуя недостатки родной страны, гипертрофируя их, они умилялись абсолютно всему, с чем удалось столкнуться во время коротких стоянок в заграничных портах. Наибольший восторг и умиление вызвал тот факт, что в Америке даже негры-бомжи, живущие в картонных коробках, носят дефицитные джинсы, курят Мальборо, пьют фирменное баночное пиво и шляются по улицам с крутыми двухкассетниками через плечо. А когда кто-то заметил, что у некоторых из них есть даже машины, то восторгам, казалось, не будет конца. Думаю, что многие были бы не прочь прямо сейчас оказаться на месте тех негров. Ни у кого не возникло и мысли, что в опороченном и охаянном ими Советском Союзе такого явления, как нищий или бездомный, не существует вообще.

На протяжении всей этой садомазохической оргии Борисыч вёл себя довольно тихо, в споры не вступал, в бутылку не лез. Нет, в бутылку он всё же полез, вернее в канистру. Едва его резонное замечание потонуло в восторженном хоре западников-низкопоклонцев, как он сник и погрустнел. Через капельницу-кишку нацедил в стакан спирта, разбавил томатным соком, соусом «Чили» и выпил эту дьявольскую смесь тремя большими глотками, причмокивая и почти даже не поморщившись. Похоже было, что он выбрал именно второй вариант – напиться.

Глава 27 Можно ли, очутившись в гареме, избежать грехопадения?

Между тем расслабуха за столом достигла своего апогея. Вот уже девушки разошлись по рукам и многие сидели, облапанные, на коленях у мужчин, у некоторых – по двое. Нам с Васей надо было срочно принимать решение: оставаться и смиренно принять грехопадение или, сославшись на дела служебные, покинуть мероприятие под недоумевающими взглядами присутствующих. В первом случае непоправимо страдала нравственность, во втором – имидж. И тот и другой варианты нам казались одинаково неприемлемыми. Я уже грешным делом подумал, что неплохо было бы, произойди сейчас пожар или какая-нибудь авария. Чтобы все кинулись спасаться и друг друга спасать. Я даже стал украдкой присматривать, где бы что-нибудь поджечь или сломать. Но спичек под рукой не оказалось, а сломать ничего и не удалось бы – все вокруг было железное.