Не подозревая нехороших мыслей на свой счёт, супертанкер притормозил, даже подошёл поближе, чтобы флаг, видимо, рассмотреть. Ну и настучал куда следует, сволочь. Не более чем через час прилетели стервятники — пара американских «Орионов». На радостях устроили такую круговерть, что у меня аж голова закружилась. То по часовой стрелке круги начнут нарезать, то против. То вдоль правого борта на бреющем полёте пройдут, то вдоль левого, а то и над нами прямо. Один раз прошли так низко, что чуть антенны нам не снесли, у меня с головы пилотку сдуло и горячим выхлопом спалило на хрен все волосы. Моя нынешняя лысина — это оттуда. Я погрозил кулаком рыжему американскому пилоту, которого ясно видел нагло лыбящимся, и попросил командира дать добро сбегать вниз за автоматом, чтобы на следующем заходе прекратить этот беспредел. Командир мою идею не поддержал. Видимо, потому, что терять ему было нечего, он и так уже был лысый.
За ужином в кают-компании разгорелась идеологическая баталия. Разговор вновь зашёл о «текущем моменте». Достаточно скользкая тема, если вы помните. На штурмана наседал замполит при активной поддержке старпома. Остальные офицеры с интересом внимали, сохраняя хрупкий нейтралитет. Борисыч сидел себе, никого ни трогал, попивал чаёк, размачивая в стакане кусочки воблы, мечтательно улыбался и думал о чем-то о своём, о штурманском. Но замполиту, видимо, захотелось острых ощущений — давно штурман не садил его в лужу! От того ли, что рядом не было высокого политического начальства, или на самом деле разочаровавшись в идеалах, но зам осмелел настолько, что принялся говорить остро и откровенно, в лучших традициях Перестройки. Он смело критиковал зажравшуюся партийную номенклатуру, которая держится за свои кормушки, не пускает во власть молодых и активных и только болтает о демократизации.
На этот раз я был полностью согласен с замполитом. Когда же он заговорил о необходимости слома прогнившей системы, о всеобщих демократических выборах президента СССР, я зама поддержал. Я сказал, что Горбачёв, хоть и кричит с каждой трибуны о демократизации, но сам не спешит показывать пример и с должности своей уйдёт в лучших традициях Политбюро — только когда ногами вперёд вынесут. Я также припомнил, как Горбачёв с Лигачёвым глумились над бедным Ельциным, как не давали ему слова на трибуне сказать. К разговору подключился старпом и сказал, что Перестройка — хорошее дело, но Горбачёв уже не оправдывает надежд, что он её уже завалил, что он только болтает, а ничего конкретно не делает, а вот Борис Ельцин — сразу видно, человек дела. Что именно такого политика — принципиального и решительного — надо нам в президенты страны. Я чуть не кинулся старпому на шею. Я тоже был горячим почитателем Ельцина, с жаром поддержал старпома и, в свою очередь, стал рассказывать о достоинствах своего кумира: о том, что Борис Николаевич личным примером показывает, как нужно бороться с привилегиями, что он отказался от служебной машины и ездит на работу на общественном транспорте, а в поликлинику ходит обычную, районную и стоит там в очереди вместе с простым народом. Механик тут же добавил, что когда Ельцин был ещё первым секретарём Свердловского обкома, он уже тогда ездил на работу на троллейбусе, что к нему можно было просто подойти на улице и поговорить и даже выпить пригласить — никогда не отказывался. Все были в восторге от такого демократизма столь высокого начальника и однозначно высказывались за Бориса Николаевича, один штурман не вступал в разговор: молча тянул чаёк, жевал воблу и хрустел сухарями. По своему обыкновению, Борисыч лучезарно улыбался, но одновременно умудрялся и хмуриться. Всё-то ему было не так, всё-то ему не нравилось, этому заядлому спорщику! Я даже не мог предположить, что в наших речах могло вызывать его скепсис. Всё ж было очевидно, как дважды два: система давно прогнила, и требовалось её основательно перетряхнуть. Замполит, чувствуя за спиной столь внушительную группу поддержки, на этот раз до того осмелел, что решился напрямую зацепить штурмана:
— Максим Борисович, а вы почему отмалчиваетесь? Вам что, Борис Ельцин не нравится?
— А он что — девушка, чтобы мне нравиться или не нравиться? — ответил Борисыч не очень приветливо. — Мне вот Сажи Умалатова нравится. Молодец женщина! Красивая и правильные вещи говорит, только жаль, никто её не слушает. Ельцин тоже вроде правильные, но нутром чувствую, что урод. Все эти поездки на троллейбусе, походы в поликлинику — чистый популизм. Под Горбачёва копает, на его место метит. Для него Горбачёв уже недостаточно революционен. Ему опять надо «до основанья, а затем». Вот это меня настораживает. Да, изменения нужны, но не такие радикальные. А революция — это всегда ломка, развал, разруха… Дорога в ад выстлана благими намерениями.