Камуфлет

— …с упреждением. Смотри на три-четыре персоны вперёд — и ты получишь двойной эффект. Ты увидишь, где впереди просветы. И второе — заторы, куда не надо. Люди не поймут, что ты к цели рвёшься, а не силой с ними меряешься. И не станут противиться.

Точно, двойной эффект. Эх, записать бы…

— Это ведь беда наша, Костя. Дальше своей жопы не смотрим, большую картину не видим. А ведь это и отличает людей от животных. У собак и кошек разум тоже имеется, но короткий, как у детей. Точно так и у многих наших сограждан. Посмотри хотя бы, что русские с валютой делают. Доллар падает — бегут сдавать. А почему?

— И почему же?

— Психологически не могут вытерпеть снижения. Думают, курс и дальше опустится. А если бакс пошёл вверх — закупаются под завязку. Хотя ежу понятно, что с большой высоты зелёный свалится. Деревья не растут до неба. Везде в мире покупают, когда дёшево, а продают, когда дорого. Только не у нас.

Убедительно, бумажки вечно дорожать не могут. Продать надо зелень к едреней фене. Хотя сколько там, слёзы, а не деньги. И про жопу хорошо сказал. Записать надо, записать!

— Смотреть нужно вперёд! — разошёлся Белый. — Через два года что-то потеряет вес? Значит, это уже не играет роли. А ещё лучше планировать на пятилетку.

Верно, и запомнить легко. Книжка с таким названием есть. Корней Чуковский написал, «От двух до пяти».

Похоже, Белый нашёл во мне благодарного слушателя. Вряд ли он может так выговориться на службе.

— Думаешь, я народ русский не уважаю? Так ведь и олигархи наши ничуть не лучше! Никак не уразумеют, что деньги ещё не всё. Возьми хоть Вексельберга. Носится со своими яйцами Фаберже. Да на эти миллионы столько беспризорных ребят в человеческие условия можно пристроить! Мы-то с тобой это понимаем, а дяди эти — они зажаты в тисках коротких желаний.

«В тисках коротких желаний!». Круто, хоть на диктофон пиши. Но копить больше нельзя — голова лопнет.

— На минуту отлучусь.

В туалете, он же ванная, закрылся на задвижку. При себе у меня всегда кусок плотной бумаги и карандаш, тупой, не сломается. Лучше тупой карандаш, чем острая память.

Анекдотец вспомнился. Сидят мужики в сортире — и через стенку:

— У тебя бумага есть?

— Не-а. Только карандаш.

Сейчас для памяти набросаем. Тут чем короче, тем лучше.

Сперва главное — «УПРЕЖДЕНИЕ».

Что там дальше? Да, провалы агентов, спросить. Так и запишу: «Провалы —?».

Ещё? Смотреть на перспективу, точно, «2–5 лет». А, да, метро — через толпу, двойной эффект: «метро х 2». И ещё смачное выражение: дальше жопы не видим; так и запишу — «жопа». А ещё? Доллар будет падать: «продать все $». И, ага, Вексельберг, в тисках коротких желаний: «фаберже» и «тиски».

Уместилось на одной страничке.

Оборотка чистая, если что; а то книжка записная в пиджаке осталась, в комнате.

Итак, добыча стреножена. Попалась, теперь не ускакаешь.

В голове, освободившейся от груза, просветлело. Интересно получается. Сидим уже больше часа. При этом он про меня узнал много чего, а я-то о нём? А вдруг это правда? Что у нынешних рыцарей плаща и кинжала на уме лишь карьера? Может, и Белый скурвился? Потрошит меня, а я, наивный дурак, душу изливаю.

Стоп, ты что, охренел? Сам же пригласил, это же Белый. Но против фактов не попрёшь. Да, мне скармливают дельные мысли и метафоры, но о себе-то — молчок. Нехорошо получается. Контрольный вопрос нужен, вот что.

Ого, «Бостон» уже на исходе.

— С облегчением, Костя! Народ готов разврат продолжить?

— Знамо дело. Послушай, а как ты служил там с особой приметой? — я огладил свою причёску. — Парик носил, стригся наголо? Или красился, как Киса Воробьянинов?

— На себе не показывай, Костя. Ладно, открою тайну. Меня посылали туда, где все такие же, — теперь он пригладил белоснежную шевелюру.

Не понял. Но Белый уже со стаканом:

— Слушай, угадай с трёх раз. Что сильнее всего меня удивило, когда вернулся? Не в Союз, а в нынешнюю Россию?

— А долго ты в отлучке-то был?

— Восемь лет.

— Доллары, что они теперь продаются свободно?

— Ответ неверный.

— Преступность, коррупция? Да, Белый?

— Обычное дело.

— Сдаюсь.

— Пиво.

— Не понял. Что сортов стало много?

— Не, как его пьют. Из бутылки, из горлышка. Ты что, не помнишь?

Точно, блин! Пиво найти в Союзе было непросто. Но уж если удалось достать бутылочное, нужны стаканы, и каждому свой. Из горла́ нельзя — ты будешь алкаш, ханыга. Чмо, сказали бы сейчас. И стакашки добываллись нелегко. Одноразовые тогда отсутствовали, зато стеклянные водились в автоматах с газировкой. Если кто нас опережал, тару арендовали в буфете («Четыре чая, только без сахара»).

Да, с бочковым было ещё интересней… Именно Белый научил этому приколу. Опустевшую кружку, прихватив сверху, следовало крутануть на столе — чтобы вертелась долго-долго. И пока она крутится, нужно дойти до буфета — не добежать, а именно дойти! — потом «деньги — товар», и с полной кружкой вернуться, опять же шагом…

— Костя, что ли ты забыл?