Камуфлет

– Так вот, дорогой Петр Александрович, имеется редчайшая возможность не только спасти страну, но и развернуть ход ее истории… Да-да, именно так… При этом без революций и крови. Совершенно законно. Это может случиться в ближайшие дни… То, что могу сообщить далее, не оставит вам выбора. Поэтому решайте: или узнаете, или выпьем коньячку и разойдемся друзьями.

– С вами хоть в пекло, – просто и без пафоса ответил полковник. – Можете на меня рассчитывать. Во всем.

Герасимов чувств не выразил и продолжил под дребезжание баритона. Он открыл тайну, за которую всякий из нас дорого дал бы.

Полковник Герасимов говорил на ухо собеседнику, пока не кончилась пластинка.

Когда игла граммофона с шипением пошла по кругу, Преферанский уже знал такое, что действительно отрезало ему дорогу назад. Одно лишь произнесение вслух подобного требовало немедленных действий от жандарма. С другой стороны, открывались перспективы, от которых дух захватывало.

– Таков план, – закончил Александр Васильевич. – Что думаете?

Преферанский выразил лишь сомнение: сил может не хватить. Но гость уверил, что возьмет на себя переговоры. Нужно-то согласие всего троих: Трепова, Рачковского да начальника Петербургского гарнизона. Да и не столько участие, как одобрительное невмешательство. Всякая штатская мелочь – не в счет. Главное, чтобы жандармский дивизион был верен своему командиру.

Тут жандармского корпуса полковник одернул мундир и встал по стойке «смирно»:

– Я вам верю. Готов идти до конца.

Герасимов поблагодарил сдержанно, но руку пожал твердо. А потом шепотом назвал три буквы, которые станут сигналом к великому событию. И обещал накануне телефонировать.

Августа 7-го дня, лета 1905, половина второго, +25 °C.

Управление сыскной полиции С.-Петербурга, Офицерская улица, 28

– У аппарата! – строго сказал он в черный обтюратор.

– Э-э-э, Филиппов? – голос на том конце казался неуверенным.

– На время отпуска начальника сыскной полиции замефающий его помофник начальника сыскной полиции коллежский советник Ванзаров, – выпалил одним духом Родион Георгиевич, потому что узнал директора Департамента полиции Гарина – человека на должности месяц и совершенно чужого ведомству.

– О, прекрасно, вы-то мне и нужны, голубчик… – директор замялся, и Ванзаров подсказал свое имя-отчество. – Как дела в сыскной полиции?

– Готовимся провести полицейский обход на Горячем поле и Обводном канале.

– Ну и чудесно… – Гарин натянуто кашлянул. – Я беспокою вас вот по какому делу…

– Слушаю, Николай Павлович.

– Сегодня занимались убийством князя Одоленского? Прекрасно. Приказываю провести дознание без всякой огласки. И чтоб ни один репортер не пронюхал. Полная секретность для газет. И своих предупредите. Рот на замок, результаты будете докладывать лично мне. Ясно?

Только и оставалось брякнуть «будет исполнено».

Гарин мило попрощался, но осталось недоумение: откуда директор узнал сегодня, в воскресенье, о смерти князя? Ведь доклад по происшествиям в столице должен попасть к нему только завтра утром.

Ванзаров подписал бумаги, отдал дежурному, запер кабинет Филиппова и перешел к себе.

Около двери уже топтался Джуранский.

Даже великим людям требуется разрядка пережитых треволнений. Что уж говорить о коллежском советнике! Родион Георгиевич усидеть не мог и принялся вышагивать от окна до окна, разглаживая усы. Мечислав Николаевич остался стоять, несмотря на уговоры. Сидеть в присутствии гуляющего «командира» для ротмистра было недопустимо.

– Ладно, докладывайте, – сдался либеральный начальник.

– Я допросил всю прислугу в «Кине», Одоленского вчера никто не видел.

– Что еще?

– Мною установлен подозрительный факт…

– Просто факт.

– Так точно, просто факт. В пятницу князь вернулся в час ночи. Пребывал весь день в дурном настроении, никого не принимал, к телефонному аппарату не подходил.

– А чем, по-вафему, это подозрительно? – Родион Георгиевич даже остановился.

– Вернулся поздно, был в дурном настроении – значит, ночью совершил что-то плохое. А сегодня его настигла кара. Думаю, здесь замешана женщина. Князь соблазнил невинную девушку, и ему отомстили.

– Мечислав Николаевич, а знаете, что такое похмелье? – задумчиво спросил Ванзаров.

– Не употребляю, – твердо сообщил Железный Ротмистр.

– Потому вам и кажутся подозрительными обычные вефи, – Ванзаров усадил себя за стол. – Оставьте коварных женфин уголовным романам, там им самое место. Отправляйтесь в Мариинский театр, найдите танцора Николя Тальма и снимите допрос: где был и что делал вчера вечером.

– Кто такой Тальма? – искренно удивился Джуранский.

– Последний любовник князя, во всяком случае с апреля. Он должен что-то знать. Если Одоленский завел нового любовника, пусть укажет счастливчика. Хотя бы из ревности. Только не переусердствуйте. Тальма просто свидетель, пока ефе.

Тонкий ус ротмистра нервно дернулся.

На стене очень кстати ожил телефонный аппарат. Ванзаров взял черный рожок и махнул помощнику, дескать, занят, увольте от объяснений.