Камуфлет

Развлечений в постовой службе мало. Покажешь власть низшему сословью, погоняешь мелких хулиганов, отчитаешь извозчика, и только. А обязанностей! Честь отдавать – намахаешься всякому встречному и поперечному в погонах. Чуть забылся – сразу норовят во фрунт поставить и отчитать.

Но Петр Воскобойников не жаловался. В чине фельдфебеля перевелся он из пехотного полка в младшие городовые, чтоб не сложить голову на сопках Маньчжурии. И теперь тянул лямку не в окопе, а на кольце конки, огибавшей садик.

От безделья и распалявшегося солнцепека Воскобойников разомлел, но держать пост оставалось еще часов шесть. Население столицы спешило по своим делам, садилось в империал, прогуливалось и чинить правонарушения, как назло, не изволило. Городовой откровенно заскучал. И перевязь с шашкой поправил, и кобуру с наганом пристроил по ремню, и мундир огладил, и даже белые перчатки поднатянул.

Тут его окликнули.

На рельсах стоял неприметный господин, что-то рассматривая в кустах.

– Городовой, ко мне! – сказал он тоном, не терпящим возражений. И хоть одет был в штатское, Воскобойников нутром почуял: незнакомец может отдавать приказы.

Придерживая шашку, страж порядка подбежал к кустам.

– Это что? – спросил господин, раздвигая ветки тростью.

Воскобойников нагнулся. В траве виднелся какой-то длинный предмет, завернутый в грязную тряпицу. От него шел слабый, но тревожный запашок. Вот тебе на, не было заботы, так накликал. Теперь набегаешься. Городовой зачем-то встал по стойке «смирно».

– С какого часу на посту? – строго спросил прохожий.

– С восьми утра, по распорядку, – отрапортовал Воскобойников и на всякий случай отдал честь.

– Кто оставил это?

– Не могу знать, вверенный порядок не нарушался.

– Городовой, с каких пор части человеческого тела, разбросанные в центре столицы, считаются порядком?

8 августа, четверть двенадцатого, +21 °C.

Электролечебница Звягинцева на Мойке у Конюшенного моста

Порядок царил идеальный. Каждая скляночка в стеклянных шкафах имела новенький ярлык, подписанный правильным почерком, и размещалась там, где полагалось по фармацевтической науке. Со стен взирали светила медицины, все сплошь с бородками и таким особым выражением в глазах, которое встречается исключительно у докторов: «Ну-с, голубчик, я про тебя все знаю, уж сколько таких, как ты, отправил на тот свет!»

Отдаленное сходство с камерой пыток добавляли странные аппараты, в изобилии наполнявшие кабинет: огромные рефлекторы с лампочками, покрашенными в голубой цвет, динамо-машины с хищно тянущимися проводами и какие-то приборы с магнитными катушками и щупами, похожие на механических пауков. Стоял и вовсе странный агрегат в виде чугунной ванны, обильно утыканной проводами. Один только вид этой армии должен безвозвратно излечивать нервные и особенно психические болезни. В остальном же клиника производила скорее приятное впечатление. Большие окна пропускали много солнца, а светлые обои рассеивали мрачные мысли о результатах врачебной практики.

Аристарх Петрович просил гостей устраиваться, предложил чаю или кофе и вообще выказал бурю гостеприимства.

И тут из-за двери донесся протяжный и мучительный вопль. Где-то в глубинах клиники истязали человеческое существо. Судя по голосу – мужчину средних лет.

Доктор Звягинцев и бровью не повел, заявив с гордостью:

– Путь к выздоровлению не бывает легким, господа!

Родион Георгиевич хоть и торопился, но по долгу службы вынужден был спросить, что происходит.

– Занимаемся лечением. Случай тяжелый, но верю в успех, – с гордостью заявил доктор.

Ужасный вопль повторился.

Джуранский покосился на начальника. Тот выражал полное спокойствие и лишь попросил:

– Позвольте и нам с ротмистром причаститься передовой науки.

Звягинцев торжественно распахнул дверь. Они прошли узкий темный коридорчик и оказались в помещении, лишенном естественного света. Спиной к ним стоял господин в белом халате, как видно, ассистент. У него под руками находился ламповый проектор и электрический рубильник. Луч демонстрировал на противоположной стене картинки уж очень фривольного толка. Любовные сценки сменялись быстро, механизм щелкал не переставая. Вдруг картинки с пышногрудыми ню сменились страстным поцелуем двух обнаженных мужчин. Ассистент решительно нажал на рубильник. Раздался вопль, которому позавидовали бы палачи святой инквизиции.

Крик исторгнул мужчина, скрытый темнотой. Когда глаза привыкли, удалось разглядеть стул с высокой спинкой, ремни, стягивающие члены больного, и кожаный колпак, охвативший его голову. К стулу тянулась стая электрических проводов.

Аристарх Петрович знаками показал, что не следует мешать лечению.

Светлый кабинет скрасил гнетущее впечатление.

– Доктор, что это было? – только и смог выговорить глубоко впечатленный Родион Георгиевич.