Камуфлет

Дым сгустился в кромешную мглу. Тьма, пришедшая из Театрального проезда на смену ослепляющей вспышке, накрыла всё вокруг Лубянки. Исчезли улицы и переулки, исчез во мраке застрявший тягач и всё, что было на нём. Исчезли двадцать шесть бакинских комиссаров. Исчезла куча мыльных брусков. Пропал нелепый и страшный герб, как будто не существовал на свете. Всё пожрала тьма, напугавшая всё живое на площади и в её окрестностях.

Стоп. Подобное уже было, насчёт тьмы пришедшей. Боже, как странно. И страшно.

Может, обойдется? Но как я мог потерять бдительность? Ага, слишком легко удалось взломать первый код.

Значит, нужные книги ты в детстве читал[5], — раздался внутри родной голос Володи Жеглова. О, блин! Час от часу не легче, такая осечка.

На сей раз кара последовала немедленно.

У, ё!.. – страшный удар молотком в правый висок, и вослед серия, уже отбойным.

И надо успеть…

Птицы смерти в зените стоят…

Летят самолеты – крандец мальчишу.

Ну, всё? Уже всё?

Нет, просто пулемёт заклинило. Возврат каретки – и по новой.

Не хочу, вашу мать!

Мозгоклюй долбаный…

Мама…

Уфф, отпустило. Даже не верится. Ещё немного, и в самом деле – всё. Инсульт-привет. В грунт, на минус полтора. Нет, не хочу. Нам не нужны трупы на скамейках.

Ох… Сам виноват. Тщательней надо. И пока неизвестно, сполна мне навешали или ещё осталось.

* * *

Мгла рассеялась, на площади зачинается новое действо. Не вставая со скамейки, на ватных ногах я подошёл к самому краю площадки.

Летнее солнце высоко, но по асфальту мечутся блики. В их мерцающем свете размываются очертания зданий, машин, людей.

Что за движение? Участники оцепления одновременно снимают ранцы, достают предметы, похожие на спаренные зимние шапки, напяливают на головы. Наушники, огромные наушники! Вот сволочи, предупреждать надо.

Широко открываю рот и прижимаю ладони к ушам.

Зарябило – до тошноты, до занудной боли в глазных яблоках. Трясущейся волной закачался асфальт, зыбкой пестротой замелькало изображение, и площадь… исчезла.