Камуфлет

— Не вспомнили того серба или болгарина, который подавал больфие надежды в гипнозе? — спросил Ванзаров.

— А вот выпей со мной за психологию! — заявил Жарко.

Пришлось подчиниться. Андрей Иванович отер губы и сообщил:

— Фамилия у него, кажется, Петрович… Нет, постой, Иванович… Вот ведь, видел же, а не могу вспомнить!

— Кого видели? — осторожно переспросил коллежский советник, ощутив приятность во всем теле от второго бокала водки.

— Да Петровича этого…

— Могу ли знать, где?

— Утром в «Польской кофейне». Пошел позавтракать, и в дверях разминулись. Ну, поначалу не обратил внимания, думаю, просто лицо знакомое, а уж после вспомнил — точно Петрович… Или Иванович?

— Точно он был?

— А вот не скажу, пока третью не изволишь! — Глазки Жарко шаловливо сожмурились.

Родион Георгиевич выхватил помятую «живую картину» и ткнул в «Мемнона»:

— Похож?

Гипнотизер сощурился и вдруг совершенно трезво заявил:

— Да ведь это ж Петрович…

А доктор Звягинцев отчаянно махнул рукой, чуть не свалившись с дивана, и заявил:

— Был, да исчез!

Августа 10 дня, половина десятого утра, +16 °C Дворцовая площадь

Появился легкий ветерок, еще теплый и милый, поиграл дамскими шляпками, тронул полы сюртуков и скрылся. А вот господина, плотно закутанного в летнее пальто, несколько передернуло. Им заметно владело нервное возбуждение. Глубже вжался он в диванчик пролетки, впрочем, не обычной, а с дюжим молодцем на козлах. Экипаж стоял у Александровского сада так, чтобы Зимний дворец просматривался с ладони.

Как водится в ранний час, на главной площади империи пусто. Проскачут гвардейцы-кавалергарды, проедет экипаж, пробежит нарочный, и снова над брусчаткой царит тишина.

Но в это утро наметанный глаз приметил бы странную коллизию. На прилегающих к площади улицах неторопливо кружили конные жандармские патрули. Особых событий в столице не намечалось, так что повышенная плотность голубых мундиров вызывала интерес. Впрочем, кто посмеет задавать вопросы! Положено, и все тут. Вот потому и некому спросить: отчего это полкам петербургского гарнизона приказано оставаться в казармах, как и ротам полиции, непременно в этот, ничем не примечательный день.

Возможно, ответы знал господин, зябнувший в пролетке, но и он молчаливо озирал расстилавшее пространство. Вдруг ему привиделось нечто любопытное в дальнем конце площади. Расстегнув пальто, наблюдатель извлек полевой бинокль, пристроил зрительные трубы за спину возницы и прошептал:

— Молодец, тоже терпения не хватило.

Интерес будила фигура в мундире жандармского полковника, неторопливо гулявшая поблизости от Певческого моста.

Господин продолжил бы следить за офицером, но к нему поворотился сидевший на козлах:

— Прибыли, господин полковник.

И правда, от конного империала к фигурной решетке дворца гусиными шажками двигалась колонна девчушек, обшитых с одного куска серой мануфактуры. Процессию из двадцати сироток сопровождала дюжина дам в наглухо задраенных платьях откровенно серого фасона. Впереди вышагивал дородный господин, то и дело промокавший лоб.

Колонну встретил караул дворцовой полиции. Возглавляющий ее господин с поклоном что-то доложил, дежурный ротмистр пересчитал наличный состав барышень, сверился со списком и, отдав честь, дозволил следовать во внутренние помещения. Серая толпа змейкой проскользнула в обитель высшей власти.

Господин в пролетке повел биноклем по площади и пробормотал тревожно:

— Где же ты, голубчик?.. Не опоздал бы…

Словно по команде, из арки Генерального штаба вылетела пролетка, лихим виражом миновала полосатую будку гвардейского караула и под грохот булыжника встала, как вкопанная, перед дворцом. С подножки торопливо спрыгнул пассажир, облаченный в парадный сюртук, шитый петлицами с серебряными звездочками и золотыми просветами, поверх которых красовались золоченые двуглавые орлы в венках из лавровых ветвей. Неловко придерживая шпагу гражданского образца с серебряным темляком и кистью, он кивнул на ходу ротмистру и торопливо проследовал в ворота.

Бинокль укрылся под полой пальто. Взамен полковник Герасимов извлек карманные часы дешевого польского серебра, с которыми никогда не расставался, впрочем, и засек время:

— Двадцать минут, с запасом — в половине одиннадцатого…

Именно столько отвел себе Александр Васильевич на зябкое ожидание.

Августа 10 дня, чуть позже, +16 °C Зимний дворец, Дворцовая набережная, 32

Тревожное ожидание не оправдалось. К несказанному облегчению, почтили не личной, а общей аудиенцией. Родион Георгиевич и так выдержал строгий допрос: «Зачем с утра пораньше парадный сюртук со шпагой?», отговорился заседанием в министерстве, как водится, не мог достать извозчика и сейчас занимался тем, что приводил в порядок растрепанные чувства. К тому же мешала шпага. Казалось, она задирает фалду или уткнется меж ног.

Депутацию гостей, включая репортеров благонамеренных газет, отвели в предел Малого парадного зала, где наскоро объяснили, что позволительно в присутствии монарших особ.