Камуфлет

— Да потому, что феникс пироксилином нафарфировал он!.. Но какой тонкий расчет во всем! Виден больфой талант.

— Ничего не понимаю, — признался ротмистр. — И это называется три вывода?!

Объяснений не последовало. Ванзаров бережно сложил справку, телеграмму, список, чек и фотографию в карман и лихо расправил усы, что в данную минуту означало: гремят барабаны, трубят фанфары. Преступник извлечен из тьмы обмана на свет логики.

Августа 10 дня, после четырех, +17 °C Управление сыскной полиции С.-Петербурга, Офицерская улица, 28

Свет предвечерний поблескивал на полированном лбу Сократа и на репродукции Рафаэля, освещая Мадонну. Дева несла младенца в мир со страхом и надеждой, не зная, что ждет ее первенца в грядущем: любовь или ненависть.

Он только вошел в кабинет, чтобы сложить портупею со шпагой, и сразу пригласил к себе Мищука, отбывавшего дежурство по Управлению.

Господин начальник предложил коллежскому регистратору устраиваться удобнее за приставным столиком, сам же скинул сюртук и подошел к окну.

Пауза затягивалась, чиновник стал выказывать признаки беспокойства. А Ванзаров, словно ничего не замечая, разглядывал Офицерскую и даже мурлыкал мотивчик.

Мищук вежливо кашлянул, Родион Георгиевич обернулся, озорно подмигнул и сказал:

— Да-да, я вас слуфаю.

— О чем? — растерянно спросил Мищук.

— О предательстве, о чем ефе?

— Позвольте, я не…

— Николай Николаевич, не тратьте силы, — Ванзаров сел по другую сторону хлипкого столика. — Служите под моим началом, а потому знаете: слов на ветер не бросаю. Отпираться бесполезно. Не трогал вас до сих пор лифь потому, что сам себя уговаривал: не может этого быть, случайность или совпадение. Но сегодня такой день, когда всем случайностям найдутся достойные объяснения. Правда, содал Диомед?

Чиновник полиции опустил голову и тихо спросил:

— Это письмо меня выдало?

— Письмо — мелочь. А улика — вот… — Родион Георгиевич продемонстрировал «живую картину». — Надеюсь, понятно почему?

— Но ведь никто не видел!

— Логика — главный свидетель. Будем задавать простые вопросы: кто мог поставить снимок? Слуги исключаются — лакей Бирюкин последним запер дверь. А кто выходил из комнаты до этого? Полиция. Чинов было много, кто же из них? Тот, кто может задержаться дольфе остальных — младфий чиновник, составляющий подробную опись места преступления. Кто же это? Были Мифук и коллежский регистратор из Казанского участка. Так как, дело сразу отофло к нам, то протокол вел Мифук. Стало быть, и подложил он. Да и трудов-то никаких: оказался вблизи коллекции снимков, взял один, чтобы занести в протокол, а вернул уже с засунутой «живой картиной». Только и остается поставить криво. Чтоб я заметил наверняка.

— Как просто…

— Могу ли знать, кто дал снимок: Ягужинский или Модль?

— Берс.

— Это какой же?

— Николай Карлович, коллежский асессор, служит в канцелярии министерства.

— Как уговорил?

— Обещал выхлопотать повышение.

— Ему передавали чистые бланки с грифом сыскной полиции?

Мищук печально вздохнул и промолчал.

— Зачем вам это, Николай Николаевич? — продолжил коллежский советник. — Никогда не поверю, чтобы вас волновал союз старой и новой крови, впрочем, как и заря России. Не по вам фапка. Вас же в жертву определили, разменной пефкой назначили, чудо, что ефе живы. Так для чего?

— Всегда мечтал оказаться в вашем кресле…

Маленький человек, винтик, без талантов, с одним трудолюбием, состояния нет, женат на вздорной женщине, двое детишек, живет на последнем этаже доходного дома. Впереди — убогая пенсия. И никакого просвета. Так отчего бы не рискнуть и не прыгнуть в наполеоны? Авось получится. Вот и вся его философия. На лбу так и написана, от первой до последней точки. Жадность, замешанная на воспаленном самомнении мещанина. Было бы мерзко, если бы не было так печально.

— Что ж, можете сделать это прямо сейчас. — Ванзаров пригласил жестом в свое кресло.

Мищук боязливо покосился на вожделенный трон власти и, подавив жадную улыбочку, сказал:

— Ну, зачем же, не стоит, право…

— Садитесь, берите бумагу и пифите.

— Признаний давать не намерен.

— Они не требуются. Не хочу бросать пятно на всю сыскную полицию из-за одного… содала. Но вот профение об отставке — непременно. Причину извольте указать сами.

Мищук сгорбился, как будто постарел лет на двадцать, и прошаркал к рабочему столу помощника начальника сыскной полиции. Какой музыкой звучали эти чины! Сколько раз примерял их к своей фамилии и грезил, грезил, грезил… Маленький человек нежно погладил зеленое сукно, как любовницы коснулся обивки кресла и сел так осторожно, словно мебель фарфоровая. Потертые рукава легли стопочкой, как у гимназиста, он засветился тихим счастьем.

— У меня в жизни была только одна мечта… Благодарю, вас… — И тут Николай Николаевич подтянул к себе электрическую лампу. Он печально улыбнулся, словно извиняясь, и щелкнул рычажок.