Читаем Канадские истории полностью

За боль культур, которые теряем.

За боль планеты, которую уничтожаем.

Совесть – душа слышащая, видящая, чувствующая. Молчаливая, творящая, делающая добро другому прямо или опосредованно. Следующая за истиной, предписанной небом, землёй, водой и огнём. Совесть – дыхание истины. Те, кому она дана, знают об этом. С нею больнее, тяжелее, неудобнее среди меняющихся людских законов, норм, правил, привычек, мод, ценностей. Она дана тем немногим, чтобы ещё остались живы растения, по которым ступаем, животные, которых пожираем, люди, которых убиваем, культуры, которые теряем, планета, которую уничтожаем.”

Она заплакала и пошла дальше.

***

Беседа с господином Путиным

Я вижу его каждый день. Он передвигается в инвалидной коляске и навещает библиотеку, чтобы проверить новости и электронную почту на компьютере. Он приветствует меня обычным “Привет! Как дела!” с широкой улыбкой и в то же время с затруднительной мимикой по причине его церебрального паралича. Я пытаюсь сделать его день солнечнее своей улыбкой и парой дружелюбных, легких фраз обо всем и ни о чем. Он знает, что я русская канадка по языку и стране рождения, и шутит, что мне следует быть переводчиком в его беседах с господином Путиным. С легкой печалью в голосе он отмечает, что современный мир – в чрезвычайной опасности, потому что люди не хотят знать, что происходит вокруг. Трудно сказать, шутит ли он, говоря, что только господин Путин может спасти планету. Он ищет реакцию в моих глазах, но будучи аполитичной я лишь признаюсь, что не уверена в реализуемости его надежды.  Он смеется и отъезжает от моего стола, подчеркнув, что у него и сегодня есть важные сообщения для русского президента.

Каждый вечер по пути домой он снова останавливается у моего стола, улыбаясь, и я спрашиваю его: “Что господин Путин сказал?”

“Да не так много. Его английский слабоват. Нам нужен переводчик,” он смеется и отъезжает.

Я не видела его несколько месяцев. Тысячи посетителей библиотеки растворили его образ в моей памяти, когда вдруг однажды в потоке читателей я различила его фигуру, неуклюже приближающуюся к моему столу, но уже не в инвалидной коляске, а с помощью костылей. Его улыбка была ещё шире, и когда он попытался сказать “Здравствуйте!”, его возбуждение, казалось, захлестнуло его.

“Ой, вы сегодня пешком?” – удивилась я.

“Ага!” – залился он счастливым смехом.

“Что вы чувствуете, шагая?” – спросила я.

“Я счастлив, я так счастлив!”

Его глаза излучали какой-то неземной свет. Как обычно, он с трудом выговаривал слова, с задержками, заиканием, но он так сильно хотел поделиться со мной своей новостью.

“Я ждал этого момента всю жизнь. Я всегда был в окружении людей в инвалидных колясках и мечтал однажды оказаться среди ходячих. Такую операцию не делают тут, в Канаде, но в Соединенных Штатах, где живет моя семья, они сделали это. И сейчас я могу ходить!”

Его глаза искрились от слез счастья.

“Первый раз я упал, но с каждым днем становлюсь сильнее. Я стою и хожу уже более уверенно сейчас…”

Я смотрела в его влажные, сияющие глаза и была на грани того, чтобы по-детски, навзрыд расплакаться. Ежедневно люди жалуются, ругаются, чувствуют себя несчастными из-за бессмысленных мелочей, в то время как этот человек счастлив благодаря такой простой вещи в человеческой жизни, как хождение на двух ногах. Внезапно я увидела в нем такую огромную внутреннюю силу, что страстно пожелала узнать его лучше. До сладкой боли под ложечкой захотелось сесть с ним в уютном местечке и поговорить обо всем и ни о чем. Он улыбнулся и оставил меня с его обычным “OK, пора идти беседовать с господином Путиным!”, а я продолжила думать о жизни и ее таком простом смысле.

На другой день он начал нашу беседу фразой: “Я тоже эмигрант. Мои родители привезли меня в Канаду из Венгрии, когда я был младенцем. Они оставили тот мир в 1956-м… Вы ведь знаете…”

Он говорит по-английски без акцента, что слышно даже в его не вполне внятной речи, поэтому я поинтересовалась, не говорит ли он и по-венгерски. Он улыбнулся: “Конечно! Свободно! Мои родители научили меня моему родному языку!”

Я попросила его сказать что-нибудь повенгерски. Он произнес несколько слов, и я растаяла.

“Моя фамилия – венгерская, и корни мои – из Венгрии”, – сообщила я.

“Неужели? Какое совпадение! – обрадовался он. – Сегодня я пришел поискать новости о Джордже Соросе. Слышали а таком? Он родом из Венгрии, как и я”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне / Детективы
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза