Том в широкополой серой ковбойской шляпе, надвинутой на уши, с карабином через плечо, подбадривая кобылу шпорами, сидит в седле как каменное изваяние, не произнося ни слова. А лошадь, проголодавшаяся за время этого долгого перехода, нагнув голову, тянется к сочной траве.
Том тоже наклоняется и застывает в позе, противоестественной с точки зрения законов равновесия. Какая странная посадка для такого, как он, наездника… Словно манекен, набитый паклей и привязанный в седлу.
— Да что же это такое? — не выдерживает сэр Джордж. Откинув теплое одеяло, встав с мягкого травяного ложа, он делает несколько шагов и мобилизует все свое хладнокровие, чтобы не закричать.
Слуга при помощи хитрой системы веревок привязан так, чтобы тело держалось на лошади, а ей была бы предоставлена полная свобода.
Привязан… Но почему? Почему он не двигается, застыв как каменный, почему ничего не говорит? Что с Томом? Убит и привязан к лошади, которая самостоятельно догнала караван?
Ударами ножа англичанин перерубает просмоленные веревки. Похоже, что они местного производства — из коры кедра.
Лошадь дернулась, и Том заваливается набок, к ногам хозяина. Шляпа падает, и взору предстает обезображенная до неузнаваемости голова. С ковбоя сняли скальп?
Хуже. Лицо тоже без кожного покрова, глазные впадины пусты, изо рта, лишенного губ, падает какая-то пена, щеки срезаны. Куртка слуги стала ломкой от густой запекшейся крови. С тела также содрана кожа. После зверской экзекуции ободранные ноги и ягодицы втиснуты в брюки и сапоги.
Сэр Джордж, продолжая рассматривать тело, понимает, что кожа с Тома была снята сразу, причем очень искусно, — так свежуют медведя или карибу, северного канадского оленя. Руки и ноги покойного разделаны как в анатомическом театре.
Обнаженные мышцы — темно-красного цвета с белыми личинками, отложенными мухами. Значит, эта таинственная чудовищная операция происходила вчера днем, ведь ночью мухи не летают.
Тут инспектор края не на шутку заволновался.
— Когда свежевали Тома? До или после визита на почту? — Его Высочество безо всякого отвращения засовывает руку в карман куртки, вытаскивает бумажник и находит в нем квитанцию.
— Почтовая квитанция, значит, мои материалы в сохранности. Прекрасно! Ой, а это что такое? Под седлом вместо чепрака? Кожа Тома. Ну что ж! Вот и еще один документ!
ГЛАВА 7
Перро, услышав топот лошади, откинул одеяло и поспешил к джентльмену, подойдя как раз в тот момент, когда англичанин отдирал от спины коня кусок кожи, положенный вместо чепрака.
— Что вы об этом думаете? — спрашивает сэр Джордж Лесли у канадца.
— Дело плохо, сэр, очень плохо, — повторяет метис, внимательно рассматривая веревки и систему их переплетения.
— Мы в опасности?
— Я-то нет. Что же касается вас, посмотрим…
— Что вы имеет в виду?
— Пока сам не знаю. У вас есть в этом краю враги?
— К чему такой вопрос?
— С христианами вроде вас или меня да и вообще с белыми ни с того с сего так не обойдутся.
— Не понимаю.
— Нужно понять. Думаю, люди, которые освежевали вашего кучера, были обижены на него, а если они послали вам его труп, значит, вас предупреждают. Средь бела дня, на большой дороге так изуродовать белого, да еще находящегося на службе у властей, — такое не часто случается. Теперь вы понимаете…
— Полагаете, это не белые изуродовали моего слугу?
— Конечно, нет! Белый так свою жертву не отделает — убьет и был таков, только его и видели. А индеец, когда мстит, становится диким.
— Думаете, это месть краснокожих?
— Бесспорно, и могу вас уверить, что освежевали беднягу живого. А глаза выдавили двумя раскаленными камнями, вложив их в глазницы, как яйцо в подставку. Говорят, это невыносимо больно.
— А индейцы не могли проделать все это без всякой причины?
— Никогда! Этот парень, похоже, сыграл с ними злую шутку. И повторяю, его тело отправили вам с единственной целью — устрашить. Если у вас есть грех на душе, сами поймете, что это значит.
— Ну я-то сумею себя защитить.
— Тем лучше для вас, индейцы очень хитры.
— Вы думаете, я в опасности?
— Не говорю ни да, ни нет, просто не знаю.
— Мы далеко от Баркервилла?
— Приблизительно в семидесяти милях.
— Это не меньше пяти дней.
Поразмыслив, Джордж Лесли решает переменить тему разговора.
— А что вы думаете об исчезновении индейцев?
— По-моему, надо удивляться, что часть индейцев еще с вами. Со слугами так не обращаются.
— Вы хотите сказать… — запальчиво произносит англичан, не терпящий замечаний.
— Говорю, что думаю, — обрывает Перро, притронувшись рукой к рукоятке ножа. — Но если правда для вас оскорбительна, до свидания, я поступлю, как они, и оставлю вас с вашим китайцем.
— Не будем ссориться. Лучше порассуждаем хладнокровно. По вашему мнению, это преступление совершили сбежавшие?
— Это не преступление — месть. Это совершенно разные вещи. А чья она, не знаю, на месте событий не присутствовал.