Канал Грез

Был вечер западной кухни; на белой накрахмаленной скатерти сверкали ножи и вилки. Вечерние трапезы превратились в наиболее строго соблюдаемый ритуал на трех застрявших в Панаме судах; на каждом корабле был собственный заведенный порядок, и все по очереди принимали у себя офицеров и пассажиров других судов, иногда к ним присоединялись гости из Гатуна, судовые агенты, служащие или работники консульств, расположенных в Колоне и Рейнбоу-Сити. Завтра вечером все соберутся на «Надии», там будут танцы, а на ужин для разнообразия подадут местные блюда. Вчерашний греческий банкет, приготовленный Леккасом на «Ле Серкле», был приятным экспромтом, который нарушил привычный цикл – к удовольствию Филиппа и Хисако. Но все же обыденная череда вечеринок, танцев, званых обедов и других развлечений помогала заполнить время в ожидании завершения военных действий. В том безвыходном положении, в котором они пребывали, эти ритуальные приемы пищи являлись единственным светлым моментом осмысленного времяпрепровождения, вызывая ощущение связи с реальным миром. Хисако беспокоилась, не пахнет ли от нее до сих пор чесноком.

Разговор перешел с волнений в Гонконге на мирные инициативы США в Эквадоре.

– Возможно, скоро мы тронуться с места, – сказал Эндо, тщательно следя за своим английским.

«Делжи калман шиле»,[14] – подумала Хисако, покачивая тяжелой столовой ложкой.

– А что, – сказал Оррик, оглядывая стол. – Может, и так. Этим ребятам стоит поговорить, как все, глядишь, уладится. Всего-то и требуется, чтобы они уговорили панамцев пустить наших морских пехотинцев обратно в Зону и разрешить полеты «эф-семнадцатым», тогда венсеристам[15] ничего не останется, как подобру-поздорову убираться в горы. Достаточно выставить парочку военных кораблей в виду Панамского канала, и все сразу угомонятся. Шарахнуть бы по этой чертовой стране главным калибром, и вся недолга!

Своей широкой, поросшей светлым волосом рукой он описал над белой скатертью воображаемую траекторию.

– Наш юный друг – представитель старой гвардии, – заметил господин Мандамус.

Оррик замотал головой:

– Ни черта Национальная гвардия не сделает против красных; единственный путь вызволить наши суда – это снова пустить в Зону морских пехотинцев с базы Южной группы, тут нужны гранаты и автоматы.

– Если панамцы согласиться на это, они потерять лицо, – покачал головой Эндо.

– Возможно, и так, сэр, но сейчас они, черт возьми, уже потеряли канал; и дело идет к тому, что скоро вообще потеряют всю страну, ведь они даже не могут гарантировать безопасность американских граждан в своих крупнейших городах. До каких пор, интересно, они думают, мы будем это терпеть? У них было достаточно времени показать, на что они способны.

– Может быть, конгрессмены сумеют договориться, – заметила Хисако. – Нам просто надо…

– Или, может быть, на красных снизойдет благодать и они станут вести себя как бойскауты, – перебил ее Оррик.

У меня есть идея, – объявил мистер Мандамус, подняв руку с воздетым перстом. – А не открыть ли нам книгу?

Все взгляды с недоумением обратились в его сторону. Что имеет в виду мистер Мандамус, подумала Хисако. Может быть, он собирается погадать на Библии, открывать ее наугад, в надежде найти ответы; среди некоторой части христиан это, кажется, довольно распространенный обычай, у мусульман тоже принято гадать по Корану. В кают-компанию вошел стюард, пожилой человек пенсионного возраста по имени Савай, в руках у него был поднос, на котором стояли тарелки с супом и корзиночка с хлебом.

– Книгу букмекерских ставок, – объяснил мистер Мандамус. – Я буду записывать ставки, можно заключать пари о том, в какой день наконец откроют канал или какое судно первым закончит свое путешествие, как хотите. Ну как вам мое предложение?

Офицер Хоаси попросил Хисако перевести, о чем идет речь. Она перевела и поблагодарила Савая, который поставил перед ней тарелку с супом.

Я не держать пари, – сказал Эндо, – но… – Он только развел руками.

– А я могу поспорить, что, если канал откроется, это сделают янки, – сказал Оррик, энергично принимаясь за суп.

– Пожалуй, я согласен принять это пари, – без всякого энтузиазма заметил Мандамус.

– О чем пари? – поинтересовался вошедший в каюту Брукман.

Он кивнул Эндо и занял место за столом.

– О том, когда пропустят суда, – сообщил Мандамус.

– То есть в каком десятилетии? Или имеется в виду год?

Брукман резко развернул свою салфетку и взял в руку ложку, ожидая, пока его обслужат. От механика пахло мылом и одеколоном.

– Мы полагаем, что это все-таки произойдет несколько раньше, – сказал Мандамус и расхохотался.

– Полагаете? Ну, так я воздержусь делать ставки.

– Мистер Оррик хочет послать сюда пехотинцев, – сказал Эндо, рискнув произнести трудное американское имя.

– Стандартное американское решение, – кивнул Брукман.

– Пусть так, зато это действенный метод!

– В Бейруте он что-то не очень сработал, – заметил Брукман молодому человеку. Тот озадаченно уставился на механика. Брукман нетерпеливо отмахнулся: – Вероятно, это было еще до вашего рожденья.