Канал грез

Однако они все же находили время для плавания с аквалангом, доставлявшего ей наслаждение, особенно потому, что он это так любил, и потому, что для него важно было присутствие человека, с которым можно разделить ту радость, которую он столь очевидно испытывал, человека, которого он мог обучить тем навыкам, которыми так гордился. Кроме того, он продолжал брать у нее уроки игры на виолончели, хотя она начала подозревать, что он это делает только ради ее удовольствия, а сам обучал ее основам управления танкером. Это тоже оказалось для нее интересно, она научилась смотреть на судно его глазами как на инструмент, за которым нужно следить и ухаживать — так сказать, настраивать, — чтобы извлечь из него все, на что он способен.

Ее расстраивала только неподвижность всего этого; она могла играть со спутниковой навигационной системой и возиться с радаром, но спутниковая система все время выдавала одни и те же цифры, а изображение на радаре изменялось только в зависимости от того, в какую сторону ветер развернул судно. И все равно ей было очень интересно открывать для себя множество судовых систем; узнавать, каким образом ты можешь перекачивать нефть из танка в танк для равномерного распределения груза; как прямо с мостика осуществлять мониторинг даже таких сокровенных вещей, как количество и типы железяк, спрятанных в залитой маслом коробке передач, а также определить износ двигателя. Чтобы не оставаться перед ним в долгу, она в отплату за эти уроки старалась подучить его английскому.

Затем капитан Эрваль уехал, чтобы вернуться во Францию. Судовая компания решила до минимума сократить команду.

Она ужасно испугалась, как бы вслед за Эрвалем не отозвали Филиппа. Посольства и консульства советовали оставаться на месте, так как венсеристы начали новую серию террористических актов в городах, которая включала в себя похищение иностранцев, но все считали, что дипломаты, как всегда, перестраховываются. Несколько членов экипажа «Накодо» вместе с капитаном Ясиро тоже уехали — кто домой, кто на другие суда. Капитан Эрваль направлялся в Колон, чтобы принять под свое командование другое судно, но так и не доехал до места; он бесследно исчез, вытащенный вооруженными людьми из такси в полукилометре от доков. Компания решила, что команде лучше оставаться на судне. Хисако старалась не радоваться исчезновению Эрваля.

Теперь «Ле Серклем» командовал Филипп; под влиянием новой ответственности он изменился, но не слишком сильно. По крайней мере, теперь она свыклась с мыслью о том, чтобы иногда заночевать на его корабле в его двуспальной кровати.

Вокруг по-прежнему шла война; сохраняя прежнюю очередность, на судах проводились вечеринки, «Фантасия дель мер» время от времени привозила из Гатуна продовольствие и почту, иногда на каком-нибудь из близлежащих островов устраивался пикник. Пару раз они наблюдали ночью отдаленные вспышки в небе и слышали разрывы бомб и артиллерийских снарядов. Однажды днем, оставив за собой бурый шлейф дрожащего воздуха и аэродромный запах отработанного керосина, над головами промелькнули сверкающими стрелами три самолета панамских военно-воздушных сил.

На «Надии» был большой салон; туда их и отвели. Было странно видеть всех вместе, но такими притихшими и беспомощными, как будто собрались актеры без театральных костюмов, вне сцены. Люди со всех трех судов, даже с «Надии», вырванные из привычной обстановки, казались нагими и бесприютными.

Загнав всех в салон, двое вооруженных бойцов встали за дверью, а третий расположился на высоком табурете за стойкой бара, пристроив крупнокалиберный пулемет в развилке пивных кранов. Пулеметчик за стойкой сказал им на ломаном английском, что нельзя открывать занавески и жалюзи, а также подходить к бару — никаких напитков не будет. Можно свободно разговаривать и ходить по комнате, но не выходить за полукруг, обозначенный маленькими стульчиками, поставленными метрах в двух от стойки бара. В том же конце комнаты были два туалета, пользоваться ими можно, но ходить только по одному и долго не засиживаться.

Хисако увидела людей с «Накодо» и подошла к ним, обнялась с Мандамусом (влажный поцелуй в щеку), Брукманом (ободряющее похлопывание по спине) и даже с Эндо (смущение, остолбенелая растерянность).

— Ну, как вы, милая? Все хорошо? — спросил Мандамус.

— Все отлично, — ответила она.

Одетая в легкое кимоно, она чувствовала себя неловко, как если бы она одна из всей компании нарядилась в маскарадный костюм.

— Что происходит? — спросила она Брукмана, одетого в рабочий комбинезон. — Вы что-нибудь знаете? Зачем нас здесь собрали?

Все четверо уселись прямо на ковер.

— Должно быть, это часть какой-то важной операции, — сказал Брукман. — Скорее всего, здесь готовится что-то вроде засады, могу поспорить, что они ожидают прибытия Национальной гвардии или что-то в этом роде.

Брукман замолк и, прежде чем заговорить, огляделся вокруг:

— Вы не видели наших американцев?

— Американцев? — она огляделась, стараясь заглянуть поверх стульев и диванчиков.