Канал имени Москвы

— Видишь ли, я тоже когда-то пытался их понять, — позволил себе вспомнить Фёдор. — И ты знаешь, мне кажется, Хардов всё же прав. Они готовы жертвовать во имя целого, но это не взаимовыручка. — Он выглянул на площадь и добавил: — И боюсь, совсем скоро мы в этом убедимся.

Неожиданно он как-то странно дёрнул головой, непонимающе захлопал ресницами и рассеянно повернулся к Хардову.

— Иногда как во сне, друг мой, — тихо поделился Фёдор. — Только я не знаю, кто кому снится. Этот мальчик или… я. И… ускользает всё. Нет этого центра, на который можно опереться. Понимаешь меня?

— Ещё как, — откликнулся Хардов. И мрачно подумал: «Надо срочно вытаскивать тебя отсюда».

Но каким образом? Даже если Раз-Два-Сникерс удастся остановить Шатуна, город вновь наполнит неконтролируемый туман, прежде чем они успеют добежать до шестого шлюза. Но даже если попытаться успеть — на пути оборотни.

И словно в подтверждение слабый стон сорвался с губ Раз-Два-Сникерс:

— О боже… Хардов!

Скрытое туманом присутствие угадывалось и прежде. Но сейчас что-то многочисленное приблизилось к кромке, а потом её будто прорвала тёмная масса. И ледяной ужас прошелестел над звонницей. Они решились, оборотни, выступили из тумана. Целые шеренги. Туман буквально кишел ими. И тут же раздался призывный вой. Совсем близко. Прямо под ними.

— Они в церкви, — хрипло произнёс Хардов.

30

Вой оборвался. Только эта мгновенная пауза густой тишины была ещё страшнее. Четыре пары человеческих глаз обратились к деревянной крышке люка. Впрочем, пытка ожиданием действительно оказалась недолгой. Низкий гул родился внизу, и сразу стало ясно, чем он был. Топот многочисленных ног раздался на лестнице. Они приближались, поднимались, спешили вверх. И в этом нарастающем гвалте улавливались особенно мерзкие звуки — торопливое, соскальзывающее царапанье по деревянным ступенькам лестницы множеством когтей.

Мощнейший удар о крышку люка последовал с ходу. Но деревянная дверь выдержала. Лишь послышался кошмарный хруст, с каким обычно ломаются кости. Люди мрачно переглянулись. Ещё один удар, жалобный скулёж и топот напирающих снизу. Ворчливая грызня между собой тех, кого придавило накатывающей по лестнице волной; хриплые, почти человеческие стоны. Новый сильный удар, хруст, затихающее поскуливание.

И послышались иные звуки. По всей нижней поверхности двери. Шершавое поскрёбывание. Как множественная дробь. И всё более быстрый, царапающий скрежет. Злобное истерическое рычание, скулёж из-за издираемых в кровь лап, и скрежет, скрежет…

— Они обезумели, — сипло произнесла Раз-Два-Сникерс. — Но что они делают?

Хардов мрачно посмотрел на люк. И хоть они никогда прежде так себя не вели, похоже, Фёдор оказался прав. Хардов знал, что они делали. То, что могли, — рыли норы.

Скрежет, как миллионы взбесившихся молоточков, царапающих, бьющих, лихорадочно истирающих толстые доски; бессмысленно, по сотой части миллиметра, словно им отведена целая вечность. Когти и зубы, грызущие ещё даже не опилки, а деревянную пыль…

— Землерои, Хардов, — сказал Фёдор.

— Задубелые доски не земля.

— Их очень много. А капля точит камень. Они возьмут количеством.

Глаза Раз-Два-Сникерс сузились, словно по их лицам она сумела прочитать ответ на свой вопрос.

— Они пройдут сюда, так? — В её сиплый голос теперь прокралась отчаянная усмешка. — Наше убежище оказалось ненадёжным?

* * *

(Отдай нам мужчину. Скажи ему.)

Ева отшатнулась, как от удара.

(Отдай мужчину. Мы заберём его жизнь и уйдём.)

Оборотни теперь не просто говорили с ней. Они были напуганы. Они пришли сюда за Хардовым, но их подгоняла чужая воля. И они не смогут от неё освободиться, не смогут противостоять ей, пока не вернут себе силу Королевы. Они попали в свою собственную западню.

(Отдай нам мужчину. Скажи ему. И мы сможем уйти.)

«Ах, Фёдор, как же быть? — подумала девушка. — Как?! Чтобы не потерять всё? Сохранить хоть что-то…»

(Отдай! Туман всё равно убьёт их всех. Отдай, и мы уйдём.)

Оборотни были очень, смертельно напуганы, как тогда взбесившаяся зайчиха в лодке. Паника подстёгивала их.

Они были обязаны вернуть силу Королевы, и это обязательство стало западнёй. И пока это так, чужая воля гнала, безжалостно толкала их вперёд, требуя страшной платы.

Наверное, туман всё ещё не сможет сюда подняться, и оборотни стали его орудием.

«Ах, Фёдор, ну почему ты не взял у них скремлина? У Анны?! Не верил? Но ведь я могла бы помочь, как тогда зайчихе в лодке».

(Отдай нам мужчину. Только мужчину. Скажи ему. И мы сможем уйти.)

— Нет, — прошептала Ева, когда пронизывающий до костей вой снова поднялся по церкви. Она смотрела на Фёдора. Она не знала, как ей быть.

«За что? За что… так?»