Альбинос с улыбкой кивнул, но ничего не сказал. Фёдор немножечко подумал и решился:
— Вань, скажи, а почему у вас с Хардовым одинаковые… ну, бусы? — Юноша спрашивал тихо, словно делился секретом. — Как маленький бумеранг? Это что-то значит или просто украшение?
В бесцветных глазах альбиноса на мгновение зажглась какая-то прозрачная искра, но вот он уже ухмыльнулся:
— Просто украшение. — Он дружелюбно подмигнул Фёдору, а потом, словно сжалившись, добавил: — Ладно, пацан… бумеранг — очень удобное оружие. Особенно в тумане. Возвращается. Всегда при тебе.
— А-а, — непонимающе покивал Фёдор.
— А ты проницательный, — похвалил Ваня-Подарок. — Многие думают, что это клык. Спрашивают, что за зверь.
Фёдор подозрительно взглянул на альбиноса. Скорее всего, его продолжают разыгрывать: как какие-то бусы могут сравниться с мощным нарезным оружием, которое всегда при себе у гидов.
— Когда-нибудь научу тебя швырять, — неожиданно пообещал Подарок.
— Что?
— Бумеранг. Если захочешь, конечно. — Альбинос снова ухмыльнулся и хлопнул юношу по плечу. — Ладно, пацан, ступай на своё место силы.
В тот день пригрезившийся среди валунов полёт диковинного оружия был даже чуть дольше, и хотя мысленная картинка сразу же распалась, Фёдор почувствовал, что не всё ещё закончено. Он снова вспомнил слова чудной песни, которую пели гребцы, ощутил на лице дуновение свежего ветерка, которого не было на канале…
А потом его позвали:
— Тео!
Фёдор вздрогнул. И оглянулся. Это был шёпот. Да только юноша находился один среди валунов. Фёдор чуть наморщился, пристально вглядываясь в листву. Но никто там не прятался, никто его не разыгрывал. Просто шёпот, тихий и какой-то радостный, словно его узнали и теперь поприветствовали, как старого друга.
— Тео! — снова шелестом листвы пронеслось над холмами.
Казалось, его звало само это место. Только теперь с оттенком лёгкой, тут же развеявшейся тревоги в зове прозвучало предупреждение. И мелькнула смутная и знакомая картинка: неприятно, неестественно раскормленный белый кролик в трактире дяди Сливня, налившийся темнотой глаз, волнистое покачивание губы зверька и шипение, так похожее на змеиное… А потом все смутные картинки развеялись, потому что юноша услышал:
— Значит, это правда?
Это был голос Матвея Кальяна, капитана их лодки. Фёдор посмотрел вниз на заводь у подножия холма. Вдоль берега прогуливались Хардов с Кальяном и вроде бы мирно беседовали, только отсюда, с вершины, до них было очень далеко. Ещё ни разу то, что Фёдор прозвал его «слуховыми удочками», не протягивались на столь приличное расстояние.
— Это правда, — голос здоровяка звучал негромко, хотя в нём и присутствовала внутренняя страсть, однако Фёдор отчётливо мог разобрать каждое слово, — что… укус скремлина может возвратить сюда? Вернуть молодость?
— Укус скремлина тебя убьет, — жёстко ответил Хардов, и что-то царственное мелькнуло в интонации его голоса. — Причём умрёшь ты мучительной смертью. Стоит ли полагаться на байки, Матвей, — добавил он значительно мягче, — доверять разным бредовым слухам.
— Ты, извини, братишка, — смутился здоровяк, — не хотел показаться назойливым… Я видел, что сделал для нас твой ворон, но люди их боятся и чего только не говорят.
— Не всему стоит верить, капитан.
— Я-то понимаю, что они поумней обычной зверушки будут. А то, что они и не зверушки вовсе, а только так выглядят… Выходит, они вам, гидам, вроде друзей, скремлины-то? А то и верных слуг?
— Большей глупости я в жизни не слышал! — усмехнулся Хардов. Затем вздохнул и добавил ровным голосом: — Матвей, запомни для своего же блага: скремлины — независимые, свободные и очень опасные существа. Не следует испытывать судьбу.
— Но как же…
— Их можно принудить делать какую-то работу, однако они сами выбирают, с кем иметь дело. Но уж если повезёт заслужить дружбу скремлина, то он будет верен тебе до последнего вздоха.
Ещё не закончив этой фразы, Хардов совершил нечто странное. Он обернулся и посмотрел на вершину холма. Именно на то место, где сидел Фёдор. Юноша тут же испуганно отстранился, укрываясь за выступом большого камня.
«Я попался, — подумал Фёдор. — Он меня заметил. Ещё решит, что подслушиваю, и теперь точно ссадит с лодки вместе с рулевым».
— Мне, например, Мунир очень дорог, — все так же продолжая разглядывать вершину холма, признался гид. — Однако по большей части для меня его пути неведомы. Правда, я могу призвать его в трудную минуту, — пояснил Хардов, склонив голову и чуть сощурив глаза, — и ворон откликнется. Но только если он мне
— А правда ли?.. Не отвечай, если не захочешь, я пойму.
Теперь Хардов повернулся к своему собеседнику и вопросительно посмотрел на него.
— Правда, что у вас со скремлинами, ну… как бы… — голос здоровяка упал, словно он наконец решился спросить нечто сокровенное, но в последнюю минуту забыл, как это сделать, — привязанность на всю жизнь? И если с кем-то из вас что-то произойдёт, ну… плохое, то вы это чувствуете? И что вас связывает что-то большее, чем родных людей?