Канал имени Москвы

— Уходите. — С другого берега наползала тьма, и она отражалась в глазах Фёдора, стылым дуновением играла на его лице. — Скоро это место станет непригодным для живых.

3

Фигура Паромщика, окутанная бледным мертвенным светом, приближалась. Тьма теперь стояла вокруг, и вода, по которой скользила его лодка, казалась неподвижной, как умершее зеркало. Он был грозен и непреклонен, как тогда у Ступеней, закутан в рубище, но Фёдор видел, что Паромщик не привёз товар для коммерции.

Лодка встала. Паромщик молча смотрел на него.

— Здравствуй, Харон. — Фёдору показалось, что его слова с трудом пробиваются через этот вязкий сумрак.

— Добрая встреча, — прозвучал надтреснутый голос. — Хоть и не первая.

Фёдор медленно покачал головой:

— Не могу сказать, что рад ей.

— Здесь все забывают о радости, — церемонно, но и с еле уловимой насмешкой отозвался Паромщик. — Что ж, молодой гид, теперь ты понял, кто второй скремлин. И кто второй воин.

— Почему ты меня так назвал? Тебе ведь известно, кто я.

Глаза Паромщика горели тёмным огнём:

— Потому что ты сам не знаешь, о чём собрался просить.

— Я пришёл сюда не просить, — возразил Фёдор. Его ладонь так и оставалась раскрытой, и он видел, с какой жадностью Харон пожирал глазами лежащую в ней монету. Фёдор поднял перед собой распавшийся на две части манок Хардова. — Но прежде ответь: ты уже перевёз его на другую сторону?

Повисло молчание, холодное, исполненное тоскливой тяжести. Тогда Фёдор протянул паромщику монету:

— Ты знаешь, что это?

На древнем лице Харона заиграли отсветы. Он неспешно кивнул.

— Ответь словами.

Лицо Паромщика сделалось непроницаемым, лишь сумрак плыл сквозь него.

— Ответь! — потребовал Фёдор.

— Монета-королева, — отозвался Паромщик, в голосе полыхнул жар.

— Верно, — согласился Фёдор. — Поэтому повторяю свой вопрос: ты перевёз его на другую сторону?

— Никому не дано нарушать равновесия. — Теперь голос прозвучал, как далёкое эхо. — Есть законы, через которые не переступить.

— Не рассказывай мне об этом, Харон! — гневно оборвал его Фёдор. — Я дважды вернувшийся воин! И некоторые из этих законов писал я сам. Желаешь проверить?!

Харон молчал. Затем бесцветна произнёс:

— Грозя мне, ты грозишь себе.

— Верно. Поэтому не грожу. Предлагаю коммерцию.

— Нет, пока не перевёз на другую сторону, — быстро сказал Харон. — Это ответ на твой вопрос. Но он уже сидит на берегу, ожидает переправы в сумраке, откуда не возвращаются.

— Значит, не перевёз? — кивнул Фёдор. — Тогда всё, что ты сказал, не имеет значения. Знаешь почему? Это, — Фёдор покачал ладонью с монетой, — перевесит.

Взгляд Харона не смог скрыть жадного нетерпения и снова алчно блеснул.

— Монета-королева, — задумчиво протянул он. И тут же поднял руку, в которой держал весло, и предостерегающе ткнул ею в своего собеседника. — Эта встреча не первая. Но представь, какой будет последняя.

— Я готов попробовать, — сказал Фёдор.

— Готов потерять больше, чем получить? — Глаза Харона исполнились тьмой, раскрылись, как два завихряющихся бездонных туннеля, где стыло лишь завершение, конец всяких обещаний и всяких надежд. Но Фёдор выдержал взгляд.

— Да, — заверил он. — И это ответ на твой вопрос.

Харон трескуче расхохотался, тяжёлая тьма неба ответила ему далёким громом.

— Что ж, молодой гид, — повторил он своё обращение. — Слишком много жара в твоём сердце. Слишком требовательно и очень многое готово погубить. Её дар оказался слишком велик для тебя, той, кто была вторым скремлином. Не мешает подрасти.

Харон замолчал. Его взгляд опять притянула к себе монета. Фёдор сомкнул кулак, но её свечение не иссякло, пробивалось сквозь его пальцы.

— Может, ещё и подрастёшь, — неопределённо заключил Паромщик.

— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать меня, — сказал Фёдор.

Паромщик выжидающе кивнул. Но так и не смог оторвать взгляда от монеты.

— Дважды вернувшийся, говоришь? — наконец промолвил он. — Это да. Но ничто не повторяется дважды. Как вышло у тебя, больше не получится.

— Не темни, — попросил Фёдор.

Паромщик повёл рукою, в которой сжимал весло, указывая на разрушенный манок Хардова:

— Он ещё не стал тенью, но и тем, кем был, тоже больше не является.

— Не темни, Харон! — теперь повелительно повторил Фёдор. — Иначе я отправлюсь с тобой и сам заберу его. Желаешь проверить?!

Далёкий раскат грома повторился, и фигура Паромщика словно бы уменьшилась. Фёдор опустил руку с монетой, Паромщик сморгнул.

— Подожди, — наконец произнёс он, темно озираясь. — Это не те рубежи, которые стоит переступать.

Фёдор шагнул к неподвижной воде, заставив себя не видеть бледных теней, что скользили под днищем лодки.

— Харон, — произнёс он, чувствуя, как могильный холод тут же стал пробираться в него. — Если я взойду на твою лодку, то коммерция закончится.

— Говорю же, подожди, — остановил его Харон; в глазах стоял алчный блеск. — Гляжу, и впрямь готов зайти слишком далеко… Есть другой выход.

Фёдор встал у края воды.

— Есть выход. — Тяжёлый взгляд Харона масляно блеснул. — Он ещё не стал тенью, но торопись. Иначе ты пожалеешь, что он не мёртв.

— Харон…

— Это правда! — выкрикнул Паромщик. — Ты знаешь, что это так.