Канал принца Флурио

Был вечер середины лета; ты знаешь, что это значит — вечер без мрака, вечер без ночи, вечер мечтаний, вечер, что переливается прямо в утро. Насколько хватало глаз, огромное бескрайнее море сверкало и блестело, будто серебряный поднос, простираясь до самого туманного горизонта, где мелькали между небом и землей Волшебные Острова-Пушинки. Море было спокойное, но не совсем ровное и не совсем тихое: там вздымались длинные блестящие бугры мертвой зыби, державшие путь к берегу, и, когда они перекатывались через гальку, слышался таинственный грохот, словно звук отдаленной грозы. Заходящее солнце окунало свое золото и розы в серебро моря. Огромный багровый шар солнца нерешительно топтался на краю вод, словно девушка, что боится ступить в водоем и спрашивает: «Мне окунуться? Не очень ли здесь глубоко?» Наконец солнце, словно бы решив окунуться, сначала медленно, осторожно — опускает только ноги, затем тело до самых рук, а потом — бух! — с головой в воду. Бух! — и весь огромный золотой шар опускается в пламенеющие волны так, что искры сыпятся над водой. Солнце — королевское дитя дня — ныряет вниз, но только на краткий миг. Словно человеческое дитя, что плещется в воде, зажимает оно ручкой свой носик и окунается с головой в воду, но только для того, чтобы снова, хохоча, подняться наверх, а с локонов дитяти уже капает вода.

Да, море есть и еще выше, на севере, где королевское дитя дня катится, словно шарик, на краю вод и вообще не смеет окунуться.

Там, должно быть, слишком глубоко!

На берегу, будто большое спящее птичье гнездо, раскинулся Лес. Яркий свет разлился над ветвями и макушками деревьев, вся листва казалась прозрачной, все ветви были расписаны золотом, но под сенью еловой хвои затаились ночь и тени.

Однако Лес не был абсолютно молчалив: певчий дрозд пел свои прекрасные песни, а когда он давал отдых горлу, из канавы на поле ржи слышался хриплый свистящий голос коростеля. Но едва замолкал и он, то к отдаленному грохоту моря примешивался легкий шум, словно шепот ветра в молодой листве. Однако Ветер, укрывшись меховой полостью, крепко спал. То были пляски все новых и новых мириадов комаров среди деревьев, где сами комары выступали еще и музыкантами. А почему бы им не плясать? Ведь им был отпущен всего лишь один день жизни, но то был длинный-предлинный день — день без ночи; и у них еще оставалось время радоваться жизни!

Принц Флурио сидел на скале у берега. В каждом бугорке набегающих на берег волн ему чудилось, будто оттуда поднимается белое плечико Унды Марины. Но то была не она, то была лишь легкая белая пена, оставлявшая мыльную воду вокруг гальки. Юный принц уже томился в ожидании, он вырезал себе дудочку из тростника и издал долгий, прозрачный, призывный звук, улетевший в море, и, казалось, царапавший зеркало вод.

Тут накатилась на берег мертвая зыбь, еще более высокая, нежели все прежние, и ослепительно белая на своем извилистом гребне; но то не была уже исчезающая пена, то была — юная, диковинной красы Принцесса Моря, высунувшая плечико из колыхавшегося серебра волн. Ее длинные сребристые волосы струились по мертвой зыби, а сама она плыла, гребя одной рукой, меж тем как другая ее рука посылала воздушный поцелуй берегу. Вскоре она была уже там; снова разбивалась о гальку мертвая зыбь, но уже не уплывала прочь в мыльной воде, теперь у ног Флурио лежало самое веселое, самое очаровательное дитя десяти-двенадцати лет.

— Противная девчонка! — бранился Флурио, смеясь и выжимая воду из ее длинных локонов. — Я так долго ждал тебя, что успел сосчитать десять тысяч следов твоих ножек на песке у этого берега сказок.

— А более приятного занятия ты не нашел? — заливаясь звонким хохотом, спросила Унда Марина. — Поучись у меня мудрости! Я плыву с Антильских островов из Вест-Индии и услыхала звуки твоей дудочки в Балтийском море. Поверишь ли ты мне, Флурио? Я учинила суд в королевстве моего отца.

И Унда Марина рассказала принцу сказку о работорговце[2].

— А теперь твой черед рассказывать мне сказку, — продолжала она, прислонившись своей мокрой головкой к его колену. — Я устала, я так долго нынче плыла. А когда я слушаю тебя, мне кажется, я слышу шорох Леса.

— А когда я слушаю тебя, — сказал Флурио, гладя рукой ее волосы, — мне кажется, я слышу пение волн. Почему Морская вода и Лес любят друг друга, но все равно обречены на вечную разлуку?!

— Потому что больше всего любят то, чего больше всего недостает, — ответила Унда Марина, бросив свой дивный, словно привидевшийся в мечте, взгляд на принца.

Флурио, погруженный в свои мысли, сломал дудочку. Затем, взяв принцессу за руку, поведал ей сказку о березке[3]. Закончив свою историю, он увидел, что Унда Марина заснула, прислонившись головкой к его колену.

Флурио слегка улыбнулся:

— Ну не глупец ли я, если убаюкиваю маленьких девочек сказками? Просыпайся, маленькая сонная тетеря с глазками-черничинками! Сейчас я покажу тебе кое-что веселое! Спускайся в мою лодку!

— А не лучше ли мне поплыть? — спросила, наполовину проснувшись, Унда Марина.