Канарейка

Дмитрий Игнатьевич приезжал сюда каждый день вот уже, с небольшим перерывом, больше тридцати лет. Завод, где он работал, чего только не выпускал для оборонки за годы своего существования. Но за десять лет перестройки в строю остались только два цеха – литейка и механосборочный. Оставшаяся продукция по—прежнему считалась секретной, но как секретность соблюдалась в царившей на территории завода неразберихе, Дмитрий Игнатьевич не мог понять. Почти все заводские строения сдавались в аренду. Часть цехов под вьетнамский рынок с общежитием. Часть – под автосервисы и склады. В других зданиях во всех углах копошились разные новообращенные купцы, дельцы и их подпевалы. И хотя два еще живых цеха охранялись по-прежнему особенно тщательно, и они были частично арендованы ювелирной конторой «Гемтрест». Работа с золотом и другими драгоценностями требовала особой охраны и необъяснимыми кривдами «Гемтрест» проник в режимную зону. Он занял часть литейного цеха, установив там муфельные печи, и оттяпал часть механосборочного, с выходом как раз к литейке. Проходную расширили и даже сделали в ней ремонт. Установили новые турникеты в попытке разделить людской поток на идущих по спецпропускам и на остальных, снующих туда-сюда по разовым бумажкам. Но для знающего человека ничего не стоило просочиться в любой закуток этого муравейника. Дмитрий Игнатьевич остался на заводе единственным сварщиком и работал в механосборочном сразу на трех сварочных постах. В начале девяностых он уходил на несколько месяцев в коммерческую строительную фирму, но там все кончилось некрасивой историей и Дмитрий Игнатьевич вернулся на завод. Благодаря квалификации, его взяли обратно, даже несмотря на предпенсионный возраст и сокращения, которые уже шли полным ходом.

Страх уже меньше давил на сердце, но теперь Дмитрия Игнатьевича бросило в жар. Ноющие суставы и мышцы напоминали о пережитом унижении. В голове неслась карусель вопросов: «Почему Зоя одна гуляла? Почему на видео не было Стины? Что это за люди? Во что вляпался Мишка? Что делать?» Перед глазами то и дело возникала внучка, как он её видел в фургоне: с ведёрком и пупсом. Вернуться к действительности его заставил визгливый клаксон автобуса. Оказалось, Дмитрий Игнатьевич, сам того не помня, добрел до остановки и стоял на проезжей части. В автобусе он забился в угол за поручнями на задней площадке, где толкотня пассажиров не мешала ему обдумывать случившееся. «Металлолом они ж только на прошлой неделе начали возить, – размышлял Дмитрий Игнатьевич, потирая бровь, – с понедельника меня припахали резать им этот лом. Они сами же купили под это дело два зила баллонов с кислородом. И начцеха обмолвился о долгосрочном договоре с ними. За копейки, но всё ж работа. А ведь и правда, на кой ляд им этот лом, когда у них ювелирное производство? Да, попахивает тухлым. Ох, бардак!» Поглощенный раздумьями, Дмитрий Игнатьевич не заметил, как вышел из автобуса и спустился в метро. В поезде, под гулкий перестук колес, на него снова навалился страх, и он почувствовал, как зародившаяся паника вот-вот прорвется наружу. Видимо со стороны он выглядел странно, потому что, когда в очередной раз Дмитрий Игнатьевич схватился за поручень, молодой человек, сидевший рядом, уступил ему место. Дмитрий Игнатьевич поблагодарил и с устало плюхнулся на продавленный диван. Сколько он не тасовал варианты, напрашивалось только одно решение: несмотря на запугивания, идти в милицию. «Если отделение, как и прежде, на соседней улице, – планировал Дмитрий Игнатьевич, – проскочу дворами, авось не заметят». Ободренный найденным решением, он немного успокоился, задремал и чуть не проехал свою «Чернышевскую». На улице ему казалось, что каждый прохожий работает на бандитов, что из каждой машины за ним следят. И хотя он уверенно направился в отделение, душу не покидало смятение. Кто-то хлопнул его по плечу. Дмитрий Игнатьевич вздрогнул и испугано обернулся. Это был его сосед по дому по прозвищу «Джинтоник», парень неопределенного возраста, худощавый с грязной челкой и сломанным передним зубом:

– Гнатич, привет, гуляешь?

– Фуф, Коля! – Дмитрий Игнатьевич облегчённо выдохнул. – Кстати, слушай, наше отделение по-прежнему на Чайковского, не знаешь?

– Да, тут, – Джинтоник неопределенно махнул рукой, он, как всегда, радовался встрече с соседом. – Слушай, зашибись, у нас с пацанами ваще жир! Мы в гаражах сервис открыли. Вот. И Гоша со стекляшки на параллельной линии тоже. Вот. Их на второй день кубаринские под крышу взяли. Прикинь, а мне корешман один шепнул, что наши менты тоже крышуют. Вот. Я участковому подмигнул. Он сказал, говно вопрос. Вот. И, прикинь, короче, они кубаринских шуганули, я даже не при делах был, а Гошин сарай ваще закрыли.