Канарейка для Ястреба. Реальная Жизнь.

Заплачешь ли ты,

Если увидишь мои слезы?

Спасешь ли мою душу сегодня вечером?

Затуманенное сознание окутывает холодная цитрусовая свежесть. Этот аромат проникает в подкорку, заставляет окунутся в воспоминания.

Запах родной, который въелся в меня, пропитал меня всю целиком. Так пахнут воспоминания…

Чувствую мерное покачивание, словно меня несут на руках. Бережно, осторожно вышагивают.

Хлопок закрывающейся двери окончательно приводит в себя. Открываю глаза и захожусь в безмолвном крике.

Тайгер держит меня на руках.

ТАЙГЕР! ДЕРЖИТ! МЕНЯ! НА! РУКАХ!

Меня словно кипятком шпарит. Взгляд возвращает фокус, и я шиплю.

— Отпусти меня!

Сразу же ставит на пол и чуть придерживает, чтобы не упала. Отталкиваю руки и рвусь к двери. Дергаю за ручку. Закрыто.

— Выпусти меня!

Разворачиваюсь на каблуках. Все чувства поднимаются из глубин сознания. Все смешивается, и я даже не берусь разбираться в тех эмоциях, которые ощущаю. Сердце заходится в боли, которую я не хочу демонстрировать тому, кто предал.

— Ривз. Это похищение! Ты сядешь! Я тебе гарантирую!

Молчит. Только глаза сине-зеленые ледяные рассматривают меня.

— Отпусти меня. Немедленно. Или такую шумиху в прессе наведу, что не отмоешься. В суд подам! Открыл дверь и выпустил меня отсюда. Подонок!

Ору. Я сейчас готова на него с кулаками бросится. Лицо его с идеальными чертами расцарапать.

Ноль реакций.

Огромная, мощная скала возвышается надо мной. Красивый. Властный. Сильный. Непоколебимый.

Сердце заходится болью.

Все ложь.

Обманка.

Опаляет взглядом. Голод вижу и желание на дне холодных глаз.

Меня немного ведет в сторону. Выбрасывает руку и ощущаю сильную хватку на плече.

— Ты как? Голова кружится?

Голос бархатный пробивает меня насквозь. Бьет с такой силой, что кажется внутри что-то лопается и кровью меня всю заливает — затапливает.

— Я?! — отупело переспрашиваю, — Хороший вопрос… “Ты как? “… Не считаешь, что ты с ним немного запоздал, НА НЕСКОЛЬКО ЛЕТ?!

Сжимает челюсть с такой силой, что желваки ходуном ходят. Взгляд темнеет. Зрачки затапливают всю радужку и ноздри расширяются.

Отталкиваю и разворачиваюсь. Ухожу. Я готова головой эту дверь пробить только бы убраться отсюда поскорее.

Не дает. Ловит. Спиной пригвождает к литой груди. Воздух из легких выбивает с такой силой, словно о камень ударилась со всего маха.

Чувствую горячее дыхание в волосах и прикрываю глаза. Кажется, что дышит мной так же, как когда-то в далеком прошлом. В другой жизни. Распускает волосы и пропускает пряди сквозь пальцы…

Держусь за свою злость изо всех сил, потому что это то плато, которое не дает затонуть.

Трепыхаюсь канарейкой в руках хищного ястреба и не могу выбраться. Не могу отдалиться, иду на дно. Потому что из глубин сердца и души прорываются чувства. Все кипит и закручивается в странный коктейль противоречивых эмоций.

Глухой стон за спиной и сильные руки вжимают меня в литое напряженное тело еще сильнее. Кажется, что я не одинока в своем эмоциональном раздрае.

Его дыхание тяжелеет, а тело знобит. Даже сквозь рубашку чувствую жар. Словно Ривз в горячке.

Склоняется к моему виску, касается твердыми губами.

-. Тосковал по тебе дико. Подыхал без тебя. Моя. Адель. Чувственная. Чистая. Честная. Вся, как на ладони, — жалящий поцелуй мазком по скуле и голос, от которого все раны вспарываются, — крышу сносит от запаха. От близости. Мертвый был до этой секунд. Только сейчас. С тобой. К жизни вернулся.

Говорит, словно не отдает себе отчета, а его руки скользят по оголенной спине, лаская. Обрисовывают грани татуировки и заставляют сердце трепетать в груди, а мурашки — разбегаться вдоль позвоночника.

Прикрываю глаза.

Чувства выходят из-под контроля. Слова, как на повторе крутятся в мозгу.

“Мертвый был до этой секунд. Только сейчас. С тобой. К жизни вернулся… ”

Что это если не признание?

Не могу думать.

Сильные пальцы, красивые, я знаю, играют на моих позвонках, вырисовывая затейливые узоры. Выбивают все мысли из головы.

Языком шершавым и горячим по виску проводит, а у меня дыхание учащается, тело отзывается на скупую ласку по-мужски грубых рук.

— Сладкая. Рвет всего от тебя. Зверем становлюсь.

Дрожу, вспыхиваю вся и замираю. Эти руки со жгутами мышц на предплечьях, с переплетенными венами на запястьях, оказывается, могут быть почти нежными.

Выпускаю воздух сквозь губы. Сдаюсь на мгновение своим ощущения.

У него сильные руки, не привыкшие ласкать. По всему чувствуется сила, которую таит в себе его мощное тело. Его пальцы могут сжимать до хруста костей без жалости, с жестокостью, свойственной убийце.

Однажды он уже убил меня…

— Одержимость, Адель, ты моя одержимость…

Говорит, как в горячке, а его пальцы медленно поднимаются к моим плечам, массируя напряженные мышцы, задевая бретельки вечернего платья и заставляя его скользить вдоль моей замершей фигуры, обнажая и рождая трепет глубоко внутри.

Всхлипываю. Даже тонкая материя, проскользнувшая по разгоряченной коже, причиняет боль.

Реагирует.