Канарейка для Ястреба. Реальная Жизнь.

Вспоминаю, как впервые сказала Эйрин, что меня взяли на фабрику швеей. Пышка не ответила, просто молча опустилась на старый стул с потрепанной спинкой и смотрела на меня с широко раскрытыми глазами на дне которых плескалось разочарование, вперемешку с пониманием.

— Все нормально, Эри. Прорвемся, — улыбнулась я тогда во все зубы, а самой плакать хотелось.

Она поняла меня без лишних слов. Приняла мое решение, и я как-то явственно ощутила, что все именно так, как и должно быть.

Рассматриваю себя в зеркале: Худощавая девушка с уставшим болезненным блеском голубых глаз, с белоснежно матовой кожей и слегка припухлыми губами.

Вот она я — истинная Адель Соммерсье — дочь швеи, которая заняла свое место в ячейке общества, нише, которая была предначертана изначально.

Стою, рассматриваю рабочую форму Ивет, которая сидит на меня как влитая.

Эйрин вошла в комнату. И я, поймав ее взгляд через старое замутненное зеркало шкафа, беззаботно произнесла:

— Я на работу. Последнее лекарство по расписанию перед сном. Я переставила его на тумбочке, синяя банка в правом углу.

— Иди уже, без тебя, как-нибудь разберемся. — фыркает моя пышечка и закатывает глаза.

Натягиваю жакет и случайно бросаю на Эри взгляд. Пышка стоит ко мне в пол оборота и смотрит. В глазах горечь и сожаление. Губы в нерешительности сжаты. Жалость.

Ненавижу это чувство! Не терплю подобного!

— Не надо меня жалеть, Эйрин! — грублю, защищаюсь, как умею, — от судьбы не убежишь, рано или поздно все возвращается на круги своя.

— Адель… — выдыхает женщина, — посмотри на свои руки! У тебя пальцы музыканта, которые ты калечишь станком… Эта работа не для тебя, ты погубишь…

Мотаю головой, показывая, что не согласна. Поворачиваюсь и вылетаю из ветхой квартирки.

С музыкой покончено. Она напоминает о Ривзе и былой жизни, о лживом счастье, которого у меня никогда не было. Все это в прошлом. В настоящем только трущобы.

Быстро спускаюсь по темной лестничной площадке. Брезгую даже перил касаться и напрягаю взгляд, чтобы случайно не поскользнуться на какой-нибудь бутылке, или еще какой дряни, валяющейся под ногами.

Я не могу себе позволить быть слабой и это все чертовски угнетает. Я не хочу никого впускать в свой мир. Я отгородилась даже от Эри, нацепив маску пофигизма.

Может повезет, и эта маска приклеится, мне действительно станет все-равно на свою жизнь и прошлое?

Ткацкая фабрика встречает меня полусонным охранником на пропускном пункте, который здесь имеет номинальное значение скорее всего. Здание опоясывает старый забор с облупившейся краской.

— Привет, Чак.

— Хэлло, Адель, отметься.

Беру ручку, делаю необходимый росчерк и прохожу дальше.

Когда-то давно эта фабрика была гордостью текстильной производственной индустрии штата. Она занимала особое место в сфере обеспечения потребителей в сегменте легкой промышленности.

По мере своего развития ткацкое производство усложнялось и дополнялось новыми функциями и возможностями.

Было время, когда эта фабрика успешно справлялась с задачей обеспечения населения тканями повседневного спроса и так далее.

Это уже история.

Лет двадцать назад фабрика отошла в руки ее сегодняшнего владельца. Что там и как, не знаю, но после этого все стремительно покатилось к чертям. Ну и кризис в стране. Многое повлияло на сегодняшнее расположение дел.

Прохожу внутрь здания. Серые стены, унылый интерьер и многочисленные станки, стоящие по рядам.

Подхожу к своему месту.

— Привет. — здоровается со мной пожилая женщина, что сидит чуть поодаль.

— Добрый вечер, Марта. — ровно отвечаю я и принимаюсь за работу.

Я уже привыкла, что со мной остальные швеи особо не общаются. Меня не любят. У меня на лбу, наверное, выбита черная метка, делающая меня изгоем не вписывающимся в общие ряды социума.

Я стала чужой для своих, не став своей для чужих. Старый каламбур из слов, но он прекрасно характеризует то, что произошло со мной.

Трущобы не любят отличия. Часто ловлю на себе злорадные взгляды других девчонок. Птичка упала, разбившись вдребезги не набрав высоты. Повод потрендеть за спиной и потыкать пальцем в неудачницу.

Мне все равно. Меня это мало заботит.

Ухожу с головой в работу. Она помогает не думать и отключиться от всего. Проработав часы, чувствую тянущую боль в шее и плечевом суставе, рукой пытаюсь помассировать позвонки, поворачиваюсь из стороны в сторону, случайно бросаю взгляд в сторону.

Застываю, столкнувшись взглядом с невысоким полноватым мужчиной в дорогом костюме, совсем не добавляющем ему солидности.

Бывает такое чувство, вот прям ощущаешь, как кто-то смотрит на тебя безотрывно и человек тебе ничего не сделал, не сказал, а тебя всего колотит от отвращения.

Чисто интуитивно.

У директора фабрики невероятно липкий взгляд. Хочется передернуть плечами и проглотить ком отвращения.

Каменею, когда мистер Ричардс делает пару шагов в мою сторону, но к нему подлетает расфуфыренная в пух и прах секретарша, отвлекает звонким щебетом, усиленно вещая о чем-то на ухо своему хозяину.

Директор вроде слушает Сандру при этом его мелкие острые глаза безотрывно наблюдают за мной.

Неприятный назойливый взгляд.