Канарейка (СИ)

У Харта в отряде царила железная дисциплина. Не забывая о своих прямых обязанностях, он быстро сориентировался в ситуации, отправил четверых своих людей догонять улепётывающего Амандиля, часть оставил охранять королевские дары, остальным дал отмашку лететь на выручку погорельцам.

Мимо на коне промчался Леон, бросив на ходу, чтобы мы с Флёр оставались здесь. Ага, сейчас же. Я, подобрав подол, уже бежала дополнить живую цепь, протянувшуюся от реки.

В первых двух домах спасать было практически нечего, а вот отбить у стихии третий ещё оставалась надежда. Душу раздирали рыдания худощавой женщины, которую крепко держали соседи, не давая сдвинуться с места. А та отбивалась, проклиная удерживающие её руки, и рвалась к дому.

- Почему... она так плачет? - как заведённая, перехватывая ведро за ведром, спросила я у тётки, пыхтевшей рядом.

- Дочка... - едва переводя дух, ответила та, сдувая со лба налипшие волосы, - Дочка у ней в хату за кошаком убежала. Маленькая ещё, дурочка, пожалела животину, а мать и не углядела.

Ведро выпало из рук, глаза замутила пелена слёз.

- Как?! Прямо сейчас в пожаре погибает ребёнок, и никто не спасёт?! - разум отказывался верить в происходящее. Такое невозможно пережить.

- Да что ж ты такая неловкая! - ругнулась соседка, - Вертай корыто, давай, шевелись!

Я сунула непослушными руками пустую ёмкость тётке и на деревянных ногах пошла в сторону дома. В голове звенел колокольный набат, что я собиралась делать - даже не догадываюсь. Но легче было самой умереть, чем дышать, зная, что сейчас... прямо сейчас дитё задыхается в дыму и жаре.

Но вот...

-Показалось? -раздирая глаза, кулаками с силой отёрла слёзы.

Нет. В толпе действительно мелькнула знакомая синяя форма, и, протолкнувшись среди людей, на крыльцо взлетела мужская фигура. Леон ударом ноги вышиб дверь, из которой немедленно повалил чад, и скрылся в проёме. Путаясь в юбке, я побежала вперёд. Хотелось выть так же, как та самая безутешная мать.

* Романс (сл. С. Иванов, муз. О. Щеглов) поёт Я.Сумишевский.

51

Толпа охнула общим вздохом, заголосили бабы, и время, кажется, остановилось. Как в замедленной съёмке вокруг продолжала литься вода, слышались подгоняющие крики, кто-то рядом обозвал Леона идиотом, а я, впившись ногтями в ладони, молилась, чтобы все остались живы.

- Всё будет хорошо. - сзади подошла Флёр и положила руку на плечо.

Огонь гудел, не желая сдаваться, в доме что-то громыхнуло. Не знаю, сколько прошло минут, по моим ощущениям - вечность, когда дверь снова распахнулась. В мокрую, грязную от пролитого моря воды траву полетел комок шерсти - тот самый котейка, из-за которого девочка полезла в пожар.

Следом появился барон. Одной рукой он под мышкой держал вяло обвисшее тело ребёнка. Вторая, кажется, не работала и болталась плетью, одежда дымилась. Тяжело опершись о косяк, Леон согнулся пополам и пытался продышаться, собираясь с силами, чтобы сделать последний спасительный шаг.

- Да помогите же! - закричала я, сама кидаясь вперёд, но меня оттеснили, призыв подхватили другие голоса.

Люди вышли из оцепенения, бросились к закопчённой скрюченной фигуре. Барон, выпустив девчонку в объятия какого-то мужика, сам рухнул в подставленные руки.

Отчаянно закашлялась и заплакала девочка - значит, живая! Надышалась дыма, но теперь о ней позаботятся. И даже шерстяной клубок заворочался в своей луже - кот может и простился с одной из жизней, да верно говорят - у них их девять.

- К знахарю надо везть!

- Воды!

- Сюдой клади!

- Да осторожно! Вишь, руку повредил!

- Одёжу! Одёжу сымай!

Всё это на ходу отмечало сознание, пока продиралась к своему барону. Его уже уложили на телегу, куда ещё нужно было запрячь коня. Испуганное животное, которое силой из соседнего двора тащил худощавый парень, сопротивлялось всеми конечностями.

- Откатите телегу! - я первая вцепилась в деревянный борт, толкая повозку вперёд, подальше от дома, пахнущего бедой, чтобы мужчины смогли, наконец, уговорить коня подойти.

- Лира, какого беса? - просипел Леон, услышав мой голос, - Я где велел оставаться?

- Велел он, ишь, командир. - под нос бубнила я.

На глаза снова наворачивалась сырость. От того, что живой - потрёпанный, покалеченный, но живой и даже в сознании. И от того, что он её спас. Что не придётся жить все оставшиеся годы с чувством неизбывной вины.

Пальцы потянулись к опалённой шевелюре, и руку царапнули жёсткие завитки осыпающихся оплавленных волос.

- Лира, мне нужно кое-что сказать. - барон сглотнул и прикрыл глаза.

- Нашёл время, ещё наговоримся. Молчи и отдыхай, герой.

- Это срочно.

Что-то в его интонациях заставило почувствовать, что дело и вправду серьёзное.

- Здесь - никак. Полно народу. Я поеду с тобой к знахарю - там и поговорим.