Канарский грипп

Собравшись с духом, окинув взглядом потолок с лепниной в виде венецианских львов, Брянов вернулся в круг света и прочел первую половину сочетания тайных смыслов. С тридцать четвертой по тридцать шестую строки текст «Божественной комедии» в переводе на русский гласил:

«Меж призраков, которыми владел Тяжелый дождь, мы шли вперед, ступая По пустоте, имевшей облик тел».

«Или она что-то знала о вирусе, — подумал Брянов, — или же это чудовищно мистическое совпадение… Магические числа». Пауль Риттер по этому поводу промолчал. «Что-то наверняка знала», — заключил Брянов. В следующей через одну строфе последняя, третья, строчка была очень аккуратно подчеркнута и рядом с ней была оставлена крохотная пометка «NB!». Вот так:

«О ты, который в этот Ад сведен, — Сказал он, — ты меня, наверно, знаешь; Ты был уже, когда я выбыл вон». NB! Это была сорок третья строка Песни Шестой. Брянов сделал еще один глубокий вздох. Вещий знак мог означать только одно: пометка сделана в сорок третьем году. Значит, в тот год Элиза фон Таннентор была еще жива. Вывод: или же «Павлов» солгал, или же Элиза сумела каким-то чудом уберечься от смерти хотя бы до сорок третьего года.

«Слышишь, что говорю?» — позвал Брянов своего «кровного» товарища по странному путешествию, уверенный, что именно он, Александр Брянов, догадался первым.

Похоже было, что Пауль Риттер потерял дар речи.

В висках стучало, голова начинала болеть.

«Отвлекись!» — приказал сам себе Александр Брянов и, отодвинув книгу в сторону, взялся за «Трактат о заморских лихорадках и поветриях».

Это было факсимильное издание фолианта, написанного на тосканском диалекте в Венеции в середине шестнадцатого века. Брянов не удивился: конечно же, оригинал находился в том же Гейдельберге, там-то он и попал Риттеру в руки.

Книга изобиловала гравюрами, изображавшими ужасы чумы, проказы и прочих моровых эпидемий. Брянову удалось отвлечься — и еще как!

Поразили его, однако, вовсе не эти апокалипсические картины, а — всего одна миниатюра в части, озаглавленной буквально: «Баснословные болезни». Она изображала какого-то мифического мученика, у которого из темени вырастала гроздь маленьких человечьих голов.

При первом же взгляде на нее у Брянова внезапно открылся новый «туннель» чужой памяти — и вновь замелькали как бы фотоотпечатки, складываясь в почти уже понятный для случайного зрителя фильм, в ясную логическую цепь давних событий.

Зеленые занавеси в гейдельбергской библиотеке… тускло-алый закат над морем… древние развалины… темный котлованчик археологического раскопа… люди в панамах и пробковых шлемах… узкая расщелина в скальной породе… нагромождение какой-то строительной техники… и снова Элиза на берегу… Тонкая металлическая пластинка с рядами крохотных выемок — десять рядов по десять выемок в каждой.

Брянов осознал, что вспоминает, воспринимает только отдельные картины из памяти Риттера, а все его проявления воли, все его желания, логика чужой жизни до сих пор остаются для него неразгаданной тайной. Вирус — если это был вирус — запечатлевал только зрительную информацию и связанные с ней чистые эмоции: радость, страх, тоску… И никаких рассудочных построений, никакой стратегии. Брянов понял, что по сути дела расшифровкой занимается он сам — и значит, он пока вовсе не превратился в пассивное орудие чужой воли, выбор как бы оставался за ним.

Тонкая металлическая пластинка.

Брянов подумал, что знает он уже немало. И даже может не читать этой фантастической истории, оставленной в анналах диковинных лихорадок и поветрий.

Пауль Риттер шел по пути Шлимана, открывателя Трои.

Он прочел легенду в древней книге, хранившейся в тихом ученом Гейдельберге, и отнесся к той легенде всерьез. Всерьез к ней отнеслись и те, кто финансировал экспедицию на Канары. Люди из тайного общества Анненербе, стремившегося к оккультной власти над человечеством.

«Ты хоть знал, какие дьяволы будут у тебя спонсорами?» — грозно вопросил Брянов.

Он знал. У него были университетские друзья, которые были членами общества. Он не стал скрывать их от Брянова, показал, хотя немного неотчетливо, одного, потом другого. Между прочим, оба получались умными, рассудительными и вполне добропорядочными людьми.

«Ну, в общем, понятно, — вздохнул Брянов. — С атомной бомбой все так же начиналось. Все умные и порядочные…»

Тонкая металлическая пластинка…

Брянов очень смутно вспомнил какой-то сферический резервуар, тяжелые железные двери. Пластинка была носителем кода, с помощью которого можно было войти в некий подземный отсек, в «святая святых» с очень большими кавычками. Кода Пауль Риттер не знал. Это Брянов не вспомнил, а только интуитивно почувствовал. И не знал намеренно. Код был набран на пластинке самой Элизой фон Таннентор… И этот код поныне неизвестен всем… кроме Элизы… если…

Брянов почувствовал, что перегревается рядом с лампой. Он достал платок и второй раз за день вытер пот со лба.

…если Элиза фон Таннентор жива по сей день.

На кого она работала?

На одного Пауля Риттера.