Канатная плясунья

«Фонтенель напрасно смеялся. В моих словах не было ни фантазии, ни безумия. Великие жрецы Индии знают то, чего не знаем и никогда не узнаем мы, а я овладел одной из самых дивных тайн. Пришел час воспользоваться этой тайной. Я решился на это. В прошлом году от несчастной случайности погибла моя супруга, маркиза де-ла-Рош-Перьяк. Я до сих пор лью горькие слезы при воспоминании о ней. Четыре моих сына, унаследовавшие от меня страсть к приключениям и путешествиям, сейчас за границей. Я одинок. Зачем тянуть бесполезную старость, без радостей и без ласки? Нет. Все готово. Я уйду из этого мира… и потом возвращусь. Старые слуги, Жоффруа и его жена, верные компаньоны моей жизни, поверенные моих тайн, исполнят мои приказания. Я прощусь со своим веком.

Мои потомки, читатели настоящего письма! Внимательно следите за изложением событий, которые произойдут в Рош-Перьяк. Сегодня в два часа пополудни я упаду в обморок. Жоффруа приведет врача, который констатирует, что мое сердце не бьется. Мое тело положат в гроб и отнесут в усыпальницу. А когда настанет ночь, Жоффруа с женой вынут меня из гроба и перенесут на развалины Коксэн, самой старой башни поместья и замка Перьяк, гроб же, положив в него камни, они заколотят.

С другой стороны, Барбье, управляющий имением, исполняя мою волю, найдет в ящике стоика инструкцию о том, как известить моих сыновей и как распределить между ними оставшееся наследство. Кроме того, каждому из них он должен будет со специальным курьером переслать золотую медаль, на которой я приказал выбить мой девиз и дату моего воскресения, 12 июля 1921 года.

Эта медаль будет переходить из поколения в поколение к старшему из детей, и ни в одной семье о ней не должен знать никто, кроме передавшего и получившего. Сам же Барбье возьмет на хранение конверт с этим письмом, которое тоже будет передаваться от нотариуса к нотариусу, пока не наступит назначенный срок.

Мои праправнуки! Вы будете читать настоящее письмо в полдень 12 июля 1921 года. Вы соберетесь у замковых часов в нескольких сотнях шагов от старой башни Коксэн, где я буду спать в течение двух веков. Я выбрал это место для отдыха потому, что считаю разрушительную революцию во Франции неминуемой. Но если революция разрушит то, что цело, она не тронет того, что уже сейчас представляет собой развалины.

По дубовой аллее, которую насадил мой отец, вы дойдете до башни. Она и в ваше время будет такой же, как сейчас. Под аркой, где когда-то был подъемный мост, вы остановитесь. Один из вас отсчитает с левой стороны выемки отпускной решетки третий камень вверх и тихо толкнет его прямо от себя. А другой из вас пусть отсчитает третий камень с правой стороны и сделает то же самое. От этих двойных одновременных толчков середина стены отодвинется вовнутрь, почти упадет и образует переход к узкой лестнице в толще стены.

Вы зажжете факел и подниметесь по 132 ступеням. Перед вами будет дверь, но я приказал Жоффруа после моей смерти ее заштукатурить. На последней ступеньке вы найдете железную палку и ею отобьете штукатурку. Дверь обнажится, в замке будет ключ. Чтобы он повернулся, надо наступить сразу на три плитки последней ступеньки лестницы.

Вы войдете в комнату, где будет стоять за занавесью кровать. Откиньте занавесь. Там буду спать я.

Не удивляйтесь, если окажется, что я выгляжу моложе, чем на портрете, который в прошлом нарисовал с меня Ляргиер, художник королевского двора, и который будет повешен у изголовья моей постели. Двести лет спокойного сна, отдых сердца, едва-едва бьющегося, вероятно, сгладят морщины и возвратят юношескую свежесть моему лицу.

На скамейке около кровати, завернутый в материю, будет лежать флакон с пробкой, залитой воском. Вы отобьете горлышко. Один из вас ножом разожмет мне зубы, а другой вольет эликсир, не по каплям, а тонкой струйкой, чтобы он повал в горло. Пройдет несколько минут, и жизнь начнет возвращаться. Биение сердца станет заметно, грудь подымится, веки откроются.

Постарайтесь говорить тише и не освещайте меня сразу ярким светом. Возможно, что первое время я буду вас видеть и слышать лишь очень смутно. Я не знаю, что будет, но вы осторожно испытайте все способы.

Не надо спешить и напрягать мои силы. Постепенно, в покойной обстановке, при обильном питании силы восстановятся, и я вновь познаю радость жизни.

Не бойтесь, что я буду вам в тягость. О том, что я сейчас напишу, никто из моих сыновей не знает, и я скрыл это для будущих времен. Я вывез из Индии четыре бриллианта необыкновенной величины, четыре красных бриллианта Голконды огромной ценности и спрятал их в таких местах, где их никто не найдет, кроме меня.

Так как память может не сохранить воспоминаний об этих местах, то на всякий случай я записал их признаки на особой бумажке в отдельном конверте с надписью „приписка“. Эта приписка должна быть положена в общий большой конверт с настоящим письмом.

О ней я никому не говорил ни слова. Даже Жоффруа не знает. Если по человеческой слабости он или его жена расскажут о тайне моей смерти, то все-таки ни он, ни его дети, никто другой не сумеют отыскать великолепных бриллиантов.

Когда я возвращусь к жизни, этот внутренний конверт с надписью „приписка“ должен быть передан мне. В случае, на мой взгляд, невозможном, если судьба мне изменит и меня нельзя будет воскресить, вы сами вскроете конверт и по указаниям заключенного в нем письма вступите во владение драгоценностями.

Полную собственность на них я признаю за теми из моих потомков, которые представят золотую медаль с девизом: „In robore fortuna“. Никто не имеет права вмешиваться в раздел, который они произведут между собой по совести, одни, без посторонних указаний и советов.

Я написал все, что хотел. Теперь я погружаюсь в молчание и буду ждать вашего прихода. По властному зову золотой медали вы соберетесь в замок Рош-Перьяк. В ваших жилах течет одна и та же кровь, относитесь же по-братски друг к другу. В сознании своего долга перед предком, приблизьтесь к месту его отдыха и освободите его от оков царства тьмы.

Написано моею собственной рукой в здравом уме и твердой памяти в 12-й день июля 1721 года, В чем и подписуюсь

Жан-Пьер-Огюстен де-ла-Рош, маркиз де…»